Роксана Гедеон - К чужому берегу

4

Я ехала в экипаже, в ярости кусая кружевной платочек, и не успокоилась даже тогда, когда карета прогрохотала под арками Королевской площади. Не дожидаясь, пока служанки спустятся на звонок, я открыла дверь собственным ключом и вихрем промчалась через анфиланду комнат по направлению к гостиной. Не раздеваясь, я дрожащими руками распахнула дверцы большого старинного буфета, достала бутылку арманьяка, плеснула золотистой жидкости в стакан. Пить? Как давно я не прибегала к подобному средству для расслабления! Но теперь нервы у меня были как натянутые струны, и я, секунду поглядев, как играют блики стекла в арманьяке, залпом выпила.

Арманьяк обжег горло. Я закашлялась, стала лихорадочно искать в буфете полотняные салфетки, и, пока делала это, почувствовала, как горячая волна плывет по жилам. Потом глотнула еще и еще… Чем больше спиртное туманило рассудок, тем расслабленнее и отстраненнее я себя чувствовала. По крайней мере, сердце умерило стук, и я уже не кипела от злости, вспоминая, как меня оскорбили.

«Черт возьми, зачем я только поехала к нему?! – задала я себе наконец вопрос, расположившись перед камином со стаканом в руках. – Зачем так спешила? Разве нельзя было подождать день-два, собрать сведения… да и решить, что вообще хочется мне самой?! Я летела к нему, как влюбленная девчонка, а он и не думал обо мне. Пил и наверняка встречался с женщинами. Где уж ему обрадоваться моему приезду? Мое место, как он думает, – в Бретани. На хуторе. В вечной скуке и вечном ожидании!»

От этой последней мысли меня снова опалила обида. Я подумала: ведь действительно, весь наш брак был построен именно по этому рецепту – Александр живет жизнью, полной разнообразных приключений, политических и любовных, а я покорно жду его в поместье… жду, когда он уделит мне, наконец, внимание, одарит теплом и развеет скуку. Этот мой удел я до поры до времени принимала с пониманием: замужний статус и маленькие дети обязывали к некоторым ограничениям, да и революция, оставившая меня без средств, отучила меня от всяких мыслей о светской жизни. Но кто сказал, что я обречена вечно жить именно так? Ведь мой муж, даже поклявшись, что мы больше не будем разлучаться, сам вовсе не превратился в сельского помещика и домоседа!

Особенно меня поражало то желание подавления, которое я разглядела в нем. Он хотел подчинить меня своей воле, чуть ли не вернуть в стойло. Казалось, само мое появление он расценил как страшную угрозу своей власти в нашей семье. Но почему? Неужели его так страшит призрак Клавьера и он так опасается, что здесь я буду слишком доступна для происков банкира? «Он, этот лавочник, помнит тебя, – прозвучали у меня в голове слова Александра. – Мне было бы куда спокойнее, если бы его не существовало на свете!» Господи, неужели он мог верить в эту чушь?

Но все равно, даже если верил, почему он был так груб? Что за неистовство было в его реакции? Я его жена, а не рабыня! И мне-то прекрасно известно, как он бывает очарователен и как умеет ласково убеждать, когда хочет. Что, жене демонстрировать эти качества уже не нужно? Он утомился? Мне можно просто приказывать? Конечно, я же не Мелинда Дэйл!

Всхлипнув, я переворошила почту на столике возле камина. Вензель Талейрана привлек мое внимание, и я быстро распечатала конверт.

«Душа моя, – писал Морис , – я узнал, что вы все еще не посетили мадемуазель Бертен, которая так вас ждет. Очень надеюсь, что вы мешкаете с этим визитом из-за забот супружеских, а не из-за того, что изменили нашему договору. Бал назначен на Вербное воскресенье, времени не так много, поэтому умоляю вас поторопиться. Я еще не говорил вам, что, хотя сам прием будет дан в честь первого консула, лично для вас на празднике я готовлю сюрприз, который не оставит вас равнодушной.

Напоминаю вам, мадам, что мы договорились ежедневно обмениваться записками, и сам я уже внес эту приятную обязанность в свой утренний распорядок дня».

Прочитав письмо, я почувствовала, как злость снова захлестывает меня. Конечно, полстакана арманьяка сделали свое дело, и соображала я сейчас не очень трезво, но все же ясно ощутила контраст между тем, какого тона придерживался Талейран по отношению ко мне, и тем, как вел себя мой муж. Черт побери, я заслуживаю уважения и дружелюбия! Если такой человек, как министр иностранных дел, ценит меня и готовит мне сюрпризы, почему бы Александру, которому я родила двух сыновей, тоже не ценить меня по достоинству?!

Потом я вспомнила, как выглядел мой муж во время встречи, и даже топнула ногой от негодования. С Талейраном уж его не сравнить! Александр давно забыл, что значит следить за собой как подобает аристократу и превратился в угрюмого мрачного вояку. На все случаи жизни у него два мундира – военный или дорожный, он вечно при оружии, пропах табаком, лошадьми и порохом, и никогда не задумывается над тем, чтобы поразить даму изяществом камзола и белизной кружев. Война, конечно, всему причиной война… Но он упорно не хочет мира, и меня вечно ждет именно такой Александр – загнанный в угол, пьющий повстанец!

Я вкочила на ноги, рывком скинула плащ, яростно швырнула шляпку в угол. И только теперь заметила, что не одна в гостиной, – в кресле с высокой спинкой напротив окна сидел мой брат.

–– Джакомо?

Он не спеша повернул ко мне лицо.

–– Я все время был здесь, Ритта. Решил не мешать тебе, потому что почувствовал, как ты взволнована.

–– Да. Взволнована…

В полной прострации я подошла, села напротив, не зная, что сказать. Мне так хотелось услышать чей-то совет, особенно, конечно, братский, но я толком даже не говорила с Джакомо в этот приезд, поэтому было как-то неловко начинать первый же разговор с собственных бед. Тем более, что Ренцо-то я забыла привезти с собой… В целом я знала, разумеется, что у Джакомо все хорошо. Стефания управляла служанками и присматривала за домом, брат понемногу становился довольно востребованным в Париже учителем итальянского языка, Жоржетта была помолвлена с каким-то сержантом и к осени, после окончания нового похода, готовилась выйти замуж. Может, не так уж и важно обсуждать все эти житейские дела в первую очередь, ведь у меня проблемы посерьезнее?

Джакомо будто услышал мои мысли, взял меня за руку.

–– Что случилось, сестра?

Далекое воспоминание промелькнуло у меня в голове: старый тосканский дом, вечер, треск хвороста в очаге… Джакомо, так же держа меня за руку, рассказывает мне сказку о фее Кренского озера, а я, восьмилетняя девочка, слушаю, затаив дыхание, и не могу оторвать завороженного взгляда от его красивого благородного лица, по которому скользят отблески пламени… Это воспоминание будто прорвало плотину: я стала говорить, сбивчиво и быстро, пересказывая ему вкратце историю своего брака с герцогом, жалуясь и возмущаясь.