Роксана Гедеон - К чужому берегу

–– Разве теперь достаточно заплатить, чтобы попасть на бал? – растерянно осведомилась я.

–– Революция всех уравняла! – язвительно пояснила Эме. – В любое бщество можно попасть, имея деньги! Впрочем, у совершеннейших бедняков теперь есть собственные танцевальные залы, вход в которые стоит два су.

–– Почему же вы не заведете себе бальный зал, если это так выгодно? – спросила я машинально, лишь бы что-то спросить, ибо еще не вполне поборола в себе оторопь от увиденного.

–– Легко сказать, мадам де Ла Тремуйль! Для этого надобно иметь большой дом в Париже, вроде вашего. Нет, моя мечта – игорный салон. Это куда прибыльнее и не в пример легче.

Манеры публики в ресторане Фраскати были, на мой взгляд, ужасны. Мужчины разговаривали с дамами, не снимая головных уборов, и открыто целовали им руки повыше локтя. Женщины, как я заметила, в упор, не стесняясь, разглядывали нас с Эме в лорнет и довольно громко обменивались своими впечатлениями, которые я вполне могла бы расслышать, если б напрягла слух.

Герцогиня уверенно, я бы даже сказала, походкой гренадера пересекла зал и заняла свободный столик в нише. По всему было видно, что она здесь частый гость и официанты ей рады. Служителю, явившемуся по первому щелчку пальцев, она заказала обильный обед и две пинты шабли 15 15 Белое вино. .

–– Будет ли петь сегодня Гара, мой любимчик? – поинтересовалась она у официанта.

–– Через час или два, мадам. Не одна вы его ждете! – засмеялся официант, ловко сдергивая грязную скатерть со стола и расстилая новую.

Эме наклонилась ко мне:

–– Ах, какой это певец! И какой красавец! Я с ума по нему схожу.

Я понятия не имела, кто это, и вообще нахождение в подобном месте вызывало у меня легкую тревогу, будто я находилась в притоне. Неужели именно так живет сейчас столица? Может, мне лучше уйти, пока меня никто здесь не заметил? Прежде чем я успела додумать эту мысль, официант грохнул на стол два горшка с густым овощным супом, дюжину жареных перепелов в виноградном соусе, паштет, большую тарелку с вареньем и овечьим сыром и песочный пирог с мирабелью 16 16 Род некрупных желтых слив. .

Герцогиня всплеснула руками:

–– О-о! Мои перепела… Отведайте, Сюзанна, лучше этого могут быть только жареные дрозды!

Меня больше беспокоил громадный запотевший графин с белым вином, который был водружен на стол вместе со снедью. Зачем столько вина? Он напомнил мне большущие фьяски 17 17 Оплетенные фляги. с кьянти, столь популярные в моей родной Тоскане, и я с тревогой сказала об этом сотрапезнице.

–– Ну так ничего удивительного, – заявила Эме, – Фраскати итальянец, вот и подает щедро.

Она вскинула на меня глаза и добавила:

–– Впрочем, ваши материнские корни – тоже из Италии, насколько я знаю. Черт возьми! Вот теперь мне вполне понятен замысел нашего дружка Талейрана. Каков хитрец, все предусмотрел!

–– Что вы имеете в виду?

–– Вы – наполовину итальянка. Ха-ха, у вас с Бонапартом куда больше общего, чем можно подумать сначала!..

Мне слегка надоели намеки, которые она то и дело рассыпала на предмет каких-то планов Талейрана относительно меня, и я решила ответить прямо, не останавливаясь даже перед грубостью.

–– Что вы болтаете, Эме? Может, вам еще взбредет в голову сказать, что Талейран готовит меня для консульской постели? На мой взгляд, вы именно к этому клоните!

Герцогиня, успевшая уже осушить бокал вина, громко рассмеялась. На щеках у нее уже цвел румянец.

–– Э-э, моя дорогая, вы никогда не были глупы! Догадались! Ну, а почему нет? Все может быть!

–– Я замужем, если вы забыли.

–– Ну и кому когда это мешало? Не лицемерьте! У меня было два мужа… а у вас, насколько я знаю, – целых три, причем один из них был, проклятье, якобинец. А граф д’Артуа, ваш пылкий поклонник? Париж еще не забыл ваших с ним зимних катаний по улицам…

Она глотнула еще вина и, явно желая поставить меня на место, заявила:

–– Чем вы лучше других, спрашивается? Ну, чем? Время сделало из каждой из нас куртизанку. Все продаются… – Эме засмеялась и, играя бровями, добавила: – Правда, вам удалось сохранить благопристойный облик. Герцог дю Шатлэ появился очень кстати и дал вам возможность играть спектакль долгого и прочного замужества!..

–– По-моему, в вас говорит зависть, герцогиня, – парировала я, скрывая за спокойствием возмущение. Внутри меня все вибрировало. Никогда прежде я не слышала о себе таких мерзких завистливых речей! – У нас с господином дю Шатлэ два сына. Только полный глупец или откровенный недруг может назвать такой брак спектаклем!

–– Ах ну да, ну да…

Она обгрызла тушку перепела, отбросила кости в сторону и, небрежно утершись салфеткой, смерила меня недобрым взглядом.

–– Не буду судить. Мне нет до этого дела. Я только прекрасно знаю: если дама явилась в Париж и согласилась дружить с первым консулом, ее аристократические принципы забыты. Забыты на-всег-да! Не убеждайте меня в обратном. Это ни хорошо и ни плохо, это просто факт…

Я не стала спорить, потому что не видела смысла переубеждать женщину, настроенную явно враждебно и явно побитую жизнью. Картина ее жизни мне была предельно ясна. В Париже бывшая герцогиня де Флери перебивалась с хлеба на квас, выполняя салонные поручения Талейрана и Клавьера: кого-то с кем-то поссорить, до кого-то донести нужную информацию, – а полученные деньги спускала на развлечения, вино и мужчин, и это было очевидно по ее опустившемуся облику. Молодость еще позволяла ей считаться красивой, но зрелище она производила не самое приятное: ела неряшливо, пила много и жадно – графин пустел на глазах, в ее взгляде постоянно мелькали завистливые недобрые чувства, которые герцогиня испытывала, очевидно, к каждой женщине, выглядевшей более благополучно.

Мне было даже слегка жаль ее, и страшно от того, во что может превратиться прежде благородная дама, решившая вести так называемую независимую жизнь. Нет, если бы мне пришлось жить в Париже без мужа, я бы постаралась устроиться более правильно. Я бы не хотела, чтоб дети видели меня такой… И я бы не тратила свое время на ожидание пения какого-то красавчика Гара в сомнительном ресторане. «Надо расспросить ее об Англии, – мелькнуло у меня в голове, – а то она станет совсем пьяна и ничего не расскажет».

–– Как вы жили в Лондоне, Эме? – спросила я как можно спокойнее, положив и себе на тарелку кусок пирога. Должно быть, начав есть, я немного развею ее недоверие и расположу к откровенности. – Какова судьба аристократок, которые уехали туда?

Герцогиня де Флери не отмахнулась от моего вопроса. Напротив, несмотря на опьянение, она заговорила об Англии с такой готовностью, что я поняла: это именно та тема, на которую ей было поручено говорить со мной. Пить она не прекращала, но речь ее звучала вполне связно, и вывод из рассказа напрашивался один: Лондон – это конец жизни, нечего даже думать об эмиграции туда!