Шелли Такер - Навсегда с ним

Слово «богатство» слишком слабо, чтобы описать все, что принадлежало этой женщине. С состоянием, которое имела Сена в двадцатом веке, она сейчас выглядела бы нищей по сравнению с леди Розалиндой.

Сверх всего она оказалась чрезвычайно учтивой, потому что, несмотря на ранний час, не заставила ждать незваных гостей более пяти минут и вышла к ним для приветствия.

У Этьена при виде хозяйки замка перехватило дыхание. Он застыл с раскрытым ртом.

Селина тоже была потрясена и мысленно воскликнула: «Ого!» Леди Розалинда не только соответствовала описанию, но намного превосходила его. Она грациозно вошла в комнату, светло-серое бархатное платье чуть колыхалось в такт ее шагам. Ее светлые волосы были аккуратно уложены, а к цвету сияющих глаз лучше всего подходил эпитет «золотистый».

Леди Розалинда была молода — не старше Этьена. Она улыбалась с искренней теплотой. Она была миниатюрна. Она была само совершенство.

Она была леди Р.

Конечно, Гастон полюбит ее. Просто не сможет не полюбить.

— Приветствую вас обоих, — произнесла Розалинда негромким мелодичным голосом, так соответствовавшим прочим ее достоинствам. — Слуги сказали мне, что вы друзья леди Аврил?

Селина заранее приготовила речь. Очень спокойную, аргументированную речь. Но вместо этого обошлась одной фразой:

— Я пришла просить вас об одной любезности.

К вечеру небо стало заволакивать черными тучами, вдали раздавались раскаты первого грома. Сумерки уходящего дня время от времени прорезали яркие вспышки молний, освещавших деревья.

Впервые в жизни Гастон не находил себе места от волнения и страха.

Прошел уже почти целый день, а его жена еще не вернулась. Все внутри его напряглось, и он был как натянутая тетива. Впрочем, ему ничего не оставалось, как только ждать.

Он убьет ее, пусть только вернется! Задушит собственными руками. Как же можно так беспечно рисковать жизнью? Уехать, ни словом не обмолвившись куда, оставить лишь коротенькую записку! И никаких следов, чтобы он мог броситься за ней вдогонку!

— Я уверен, с ней все в порядке, милорд, — успокаивал его Реми, самый молодой его охранник — чуть старше Этьена. Юноша сидел у костра и точил на оселке нож. — Если бы они попали в беду, Этьен непременно…

— Ш-ш-ш!.. — Гастон махнул рукой в перчатке, заставив Реми замолчать. Ему послышался далекий стук копыт. Он повернул голову и взглянул в направлении, откуда доносился шум. Постепенно звук становился громче — его не заглушал даже гром. Всадники определенно приближались с юга. И похоже, черт их побери, они не спешили!

Через несколько минут Селина и Этьен выехали из чащи на поляну. Гастон с радостью увидел, что они целы и невредимы, хотя оба выглядели очень уставшими.

Он сложил руки на груди, чтобы не видно было, как они дрожат от ярости и… облегчения.

— Добрый день, — сказал он с пугающим спокойствием. — Надеюсь, вы хорошо провели день в прогулках по окрестностям?

— Милорд, мы надеялись вернуться гораздо раньше, — поговоркой начал объяснять Этьен. — Но лошадь у миледи споткнулась и захромала.

— Вот радостное известие! — растягивая слова, с сарказмом произнес Гастон, взглянув на изувеченную ногу кобылы. — Теперь, без всякого сомнения, мы станем двигаться проворнее.

Остановив хромающую лошадь, Селина стала оправдываться:

— Прежде чем сердиться, позвольте мне об…

— Боюсь, вы опоздали с объяснениями, миледи. Я сердит по крайней мере уже несколько часов. — Он помог ей выбраться из седла и опустил на землю. — Ваша блажь стоила нам не только потерянного времени, но и лошади. Прекрасно проведенный день, не так ли? — Обернувшись в сторону Реми и Этьена, он резко бросил: — Собирайте пожитки и трогайтесь в путь. Я немного задержусь, чтобы побеседовать со своей женой наедине. Мы вас догоним.

— Хорошо, милорд. — Оба бросились со всех ног выполнять приказ.

— Реми, возьми и лошадь миледи. — Гастон крепко взял Селину за локоть и повел к костру. — При первой возможности мы обменяем ее на другую. А пока моя жена поедет вместе со мной.

— Гастон, — уже громче сказала Селина, — это неразумно…

— Молчи. — Он указал на камень, который только что занимал Реми. — Садись.

Она скрепя сердце подчинилась, хотя взгляд ее горел негодованием. Не обращая внимания на произносимые Селиной вполголоса крепкие ругательства, Гастон помогал собирать вещи и приторачивать их к седлам. Все пожитки Селины он навьючил на охромевшую лошадь. Лишь узел с ее розовой сумочкой он привязал к седлу Фараона.

— Не старайтесь особенно тянуть кобылу, — давал указания Гастон. — Если она не сможет идти, перегрузите вещи, а лошадь бросьте.

— Да, милорд, — ответил Реми, вскакивая на своего жеребца.

— Милорд, простите меня…

— Сейчас нет времени, Этьен, обсуждать твой особый взгляд на то, как надо выполнять поручения своего господина, но позже мы поговорим об этом.

— Да, милорд, — садясь в седло, ответил юноша, по которому было видно, что самым большим его желанием было провалиться сквозь землю.

— Скачите во весь опор. Уже и так поздно, да к тому же собирается гроза. — Гастон отправил обоих, шлепнув по крупу коней.

Они поскакали в сгустившихся сумерках, а Гастон продолжал глядеть им вслед, даже когда стук копыт стих вдалеке, — не решался обернуться и встретиться взглядом с Селиной.

Его била дрожь с макушки до пяток, и он никак не мог с ней справиться. Похоже, он уже ни с чем не может справиться. Контроль был утерян в тот момент, когда Иоланда и Габриэль передали ему необычный кошелек и он вынужден был признать, что Селина говорила правду.

Однако дело было не только в Селине, а скорее в нем самом. С самого начала он уговорил себя, что так или иначе, но его непокорная жена останется с ним и будет рядом всегда, когда бы ему ни захотелось получить удовольствие. Но его твердое убеждение дало трещину еще до того, как он узнал, кто она на самом деле.

Ее сегодняшний побег лишь укрепил горькое прозрение.

Как же он не понял этого раньше? После их по-настоящему первой ночи он поносил себя за беспечность, но в глубине души радовался. Радовался оттого, что она принадлежит ему, что они стали близки. Но их связали и другие нити, не имеющие отношения удовольствию, к сладостному шепоту, к неровно бьющемуся сердцу. Втайне Гастон считал, что подтвержденные брачные обеты нельзя нарушить. Она навсегда останется с ним.

Но теперь все изменилось: Селина его покинет, и он не в силах ничего изменить. Ему придется отпустить ее. Ситуация стала неподвластной, и это приводило Гастона в бессильную ярость.

При мысли о предстоящей разлуке он испытывал боль, которую ему не причиняли самые жестокие раны.