Элизабет Торнтон - Игра или страсть?

Это он предложил поехать в Ричмонд, услышав от Фанни, что Марион почти не выходит из дома после того бала, отговариваясь тем, что неловко чувствует себя с тростью.

Неужели злые языки вынуждают ее сторониться людей? Ему было все равно, что сплетники болтают о нем, лишь бы ее оставили в покое. Она не должна прятаться, словно совершила что-то постыдное. Ей надо научиться не обращать внимания на клеветников. Интересно, зачем она ездила в магазин Хэтчарда? Она пробыла там всего несколько минут.

Размышления о магазине Хэтчарда и книгах навели его на одну мысль, и, когда в разговоре возникла пауза, он обратился к Фебе:

– Пока мы ждали прибытия кареты, я заглянул в одну из твоих тетрадей. На обложке написано: «Семейная история», но там ничего нет, кроме родословного дерева.

– Это потому, – объяснила Феба, – что про мою семью почти нечего писать. Мы такие скучные.

Леди Бетьюн рассмеялась:

– Благодари за это судьбу. Родословная моей семьи, к примеру, изобилует пиратами и авантюристами. Мы избегаем упоминать о них в высшем свете.

– Правда? – просияла Феба. – Как здорово! Папа был единственным мужчиной в нашей семье, и хотя я очень его люблю, нет ни одной истории, которую я могла бы написать о нем.

– Хотела бы я сказать то же самое о своем внуке, – вставила бабушка Эша Денисона, и все рассмеялись.

– На твоем месте, – продолжала леди Бетьюн, – я бы поостереглась копаться в семейной истории. Никогда не знаешь, на какую тайну наткнешься. Любой семье есть что скрывать.

Леди Бетьюн, подумал Брэнд, облекла его мысли в слова, но вряд ли они остановят Фебу. Как раз наоборот.

– Я уверена, – подала голос Марион, – что у Лонгбери интересная история, Феба. Возможно, ты могла бы ее написать.

Брэнд погрузился в раздумья. Немного поразмыслив, он отбросил мысль, что Феба может подвергать себя опасности, описывая историю семьи. Она же не знает, что спрашивать, да и Марион наверняка не позволит своей младшей сестре досаждать людям вопросами.

Это Марион рискует, возвращаясь в Лонгбери, если такой риск вообще существует. Он все еще не пришел к определенному мнению на этот счет.

Солнце светило ярко, легкий ветерок был пропитан запахом травы и деревьев; воздух наполняло веселье. Марион прекрасно проводила время. Никто не бросал на нее косых взглядов, и Брэнд вел себя как безупречный джентльмен, в одинаковой степени уделяя внимание всем присутствующим. Эш Денисон приехал в двухколесном экипаже и катал в нем всех дам. Феба была в восторге, и хотя невозможно было уговорить ее сесть верхом на лошадь, она с удовольствием гладила животных и кормила их морковкой.

Эмили тоже была в своей стихии. Эш Денисон, душа общества, сделал ее объектом своего внимания – головокружительное переживание для восемнадцатилетней девушки. Марион не обращала внимания на этот легкий флирт. Их визит к кузине Фанни подходил к концу. Через несколько дней они отправятся в Лонгбери. Эмили осталось недолго развлекаться.

Марион наблюдала за Брэндом из-под полуопущенных ресниц. Она позволила ему подобраться к ней слишком близко, вернее, он сумел пробиться сквозь ее защитный слой. Он понятия не имеет, что она совсем не та, на ком он мог бы жениться.

Ее взгляд попал в ловушку его пристального взгляда, и, оставив Фанни, Брэнд направился к ней. Марион отругала себя за неосторожность. Витая в облаках, она сидела на скамейке одна, вместо того чтобы держаться поближе к двум грозным дуэньям, которые бродили бог знает где.

Он сел рядом.

– Я пришел попрощаться. Это должно положить конец сплетням. Тем более что за все это время мы не обменялись и парой слов. Когда люди увидят, что я уезжаю, то подумают, что между нами все кончено.

– Вы возвращаетесь в Лондон?

Он указал на грума, который держал под уздцы двух лошадей:

– Верхом. С остальными я уже попрощался. А завтра я уезжаю в Брайтон, так что, вероятно, мы увидимся не скоро.

Марион знала, что поездка в Брайтон связана с выборами, но его слова расстроили ее. Она не рассчитывала на такое быстрое расставание.

Брэнд встал и склонился над ее рукой.

– Марион, – мягко проговорил он, – если вы будете так на меня смотреть, я могу не устоять перед соблазном снова поцеловать вас.

Она вырвала свою руку и поспешно отвела глаза.

– Счастливого пути, мистер Гамильтон.

Он засмеялся и пошел прочь. Она смотрела ему вслед, пока они с грумом не скрылись за деревьями.

Назначенный день отъезда, казалось, не хотел наступать. Сильный ветер, бушевавший всю ночь, не разогнал туч. Дождь лил не переставая, и пришлось зажечь свечи, чтобы рассеять мрак.

Такой день, по мнению Фанни, не годился для путешествия.

– Только подумай, – сказала она, – что будет, если реки выйдут из берегов. Лонгбери может оказаться отрезанным, и тогда вам придется торчать на каком-то захудалом постоялом дворе среди неотесанных грубиянов. Я считаю, вам надо остаться, пока погода не наладится.

Они упаковывали сундуки в спальне Марион. Нога больше не болела, и, разговаривая, Марион быстро сновала по комнате, собирая книги и всякие мелочи.

– Я же из Озерного края. Если бы я боялась какого-то дождя, то вообще бы никуда не ездила. А когда мы устроимся, вы должны навестить нас. Лонгбери не так далеко. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала наше пребывание здесь таким незабываемым. Лонгбери покажется очень скучным после Лондона.

– Тогда зачем торопиться с отъездом? Сезон еще не закончился. Надо только чуть-чуть потерпеть, и, возможно, результат удивит тебя. Ты, должно быть, знаешь, – сказала Фанни, – что я думаю о тебе и мистере Гамильтоне. Нет. Не перебивай меня. Я набралась смелости и намерена поговорить с тобой так, словно ты моя дочь. – Она тяжко вздохнула, затем быстро продолжила: – Ты ведь убегаешь не из-за Джулии Милфорд? Реджи сказал мне, что этот роман окончен. Марион, разве ты не знаешь, что нет на свете такого мужчины, который не сожалел бы о некоторых моментах своего прошлого?

В глазах Марион заискрилось веселье.

– Если мужчина сожалеет о миссис Милфорд, то он, должно быть, глупец. Нет, послушай меня, Фанни. Я знаю, что ты думаешь, но ты ошибаешься. Мистер Гамильтон не собирается жениться на мне. Он поддерживает дружеские отношения с нашей семьей лишь потому, что был близким другом моей тети.

– Но он же поцеловал тебя!

– Это не имеет никакого значения. Он баллотируется в парламент. Он будет у всех на виду. А меня ты знаешь. Я предпочитаю тихую жизнь. В кругу газетчиков и политиков я буду словно рыба, выброшенная из воды.

– Не скромничай! Ты была бы для него одним из главных козырей на выборах.

Разговор был прерван Эмили, позвавшей их из холла:

– Марион, поторопись. Почтовая карета ждет нас, и форейторы теряют терпение.