Элизабет Торнтон - Опасная близость

– Чертов чужак!

Отразив попытку согнать его с места, Макнолли уселся поудобней и приготовился к долгому ожиданию.

Оказавшись в фойе театра, Катрин услышала раздавшиеся аплодисменты и поняла, что скоро внизу появятся зрители, покидающие зал. Минуту спустя она уже выходила из театра через боковой выход. На эту уловку она пошла исключительно ради Макнолли. Ей не хотелось, чтобы он расстраивался, узнав, что цель ее вылазки в город – Пэлл-Мэлл и пользовавшийся самой дурной славой дом на ней, в котором не стихало веселье. Всем была известна миссис Спенсер, лондонская куртизанка, и ее особняк на Пэлл-Мэлл. Катрин тоже слышала о ней, но до того, как увидела сестру в театре, не догадывалась, что миссис Спенсер и Эми – одно лицо.

Сиявшая газовыми фонарями и окнами многочисленных кофеен и таверн Пэлл-Мэлл была по вечерам самой освещенной и потому самой безопасной улицей в городе. Тем не менее женщина без провожатого и здесь подвергалась немалому риску. Катрин стиснула в муфте пистолет и ускорила шаг.

Она была уже возле нужного ей дома, когда к парадному крыльцу подкатила карета. Катрин отступила в проулок и оттуда наблюдала, как из кареты вышли три молодые женщины со своими спутниками. Дамы, сверкающие драгоценностями и одетые, невзирая на вечернюю прохладу, в декольтированные газовые платья, представляли собой восхитительное зрелище. Джентльмены уступали им в элегантности. На них были черные сюртуки и полосатые брюки. Строгий наряд оживляли только пестрые шейные платки и жилеты.

Катрин дождалась, когда они скроются в дверях, постояла еще несколько минут и, расправив плечи, решительно направилась к дому. Как только она взялась за дверной молоток, ею овладело спокойствие. Такое уже бывало с ней в Испании. Перед боем солдаты места себе не находили, но начиналось сражение, и они забывали о нервах. Почему же тогда сейчас у нее дрожат колени?

Дверь открыл все тот же величавый лакей в расшитой серебряным галуном ливрее, который уже дважды в течение этого дня не впускал ее в дом. Со второго этажа доносился шум веселого сборища. На сей раз Катрин не стала тратить время на слова. Вынув из муфты пистолет, она сунула его под нос лакею и с удовлетворением увидела, как высокомерное выражение исчезло с его лица. Лакей шарахнулся от нее, и она ступила в холл, со стуком хлопнув дверью. Пока все шло хорошо.

– Будьте так любезны, доложите миссис Спенсер, что к ней пришли, – приказала Катрин лакею. – Нет, рук поднимать не надо. Против вас я ничего не имею. Но если миссис Спенсер откажется спуститься, можете сказать ей, что я начну стрелять и подыму на ноги всю округу, не говоря уже о милиции. Предупреждаю, я приведу свою угрозу в исполнение, если она не захочет меня видеть. Откровенно говоря, не думаю, что ее гости захотят быть замешанными в скандал. Передайте ей мои слова.

– Джон, кто там? – донесся сверху женский голос. Голос Эми.

Катрин показала на дверь справа.

– Можете доложить миссис Спенсер, что я буду ждать ее там, – сказала она.

Не дожидаясь ответа лакея, Катрин юркнула в боковую комнату.

Комната освещалась двумя свечами, горевшими на мраморной каминной полке. Катрин встала спиной к камину, чтобы свет падал на сестру, когда та войдет. Она не сомневалась, что на этот раз Эми согласится встретиться с ней. Одно дело не принять ее, когда одна в доме, и другое – когда полно знатных джентльменов, которых представители закона станут допрашивать как свидетелей. Даже самая знаменитая лондонская куртизанка не переживет такой скандал.

Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и, заполнив комнату ароматом дорогих духов, появилась Эми. Мало было сказать, что она красива – она была ослепительна. Пышные вьющиеся черные волосы обрамляли тонкое лицо с огромными темными глазами, на шее сверкали бриллианты. Прозрачные одежды не скрывали молочно-белой груди и длинных стройных ног. Истинная Саломея.

Но едва Эми заговорила, очарование рассеялось. Голос у нее был резкий и неприятный.

– Как ты смеешь врываться в мой дом и угрожать мне?

Катрин заставила себя ответить спокойно:

– Смею, потому что хочу поговорить с собственной сестрой.

– Сестрой? – раздувая ноздри, проговорила Эми. – Помнится, в Лиссабоне ты сказала мне, что не желаешь меня больше видеть. Никогда. Так какого черта тебе здесь нужно, Китти?

Давно уже никто не называл ее Китти. У нее перехватило в горле, и она хрипло сказала:

– Тогда, в Лиссабоне, я была разгневана. Потрясена. Я винила тебя в смерти папы. Наговорила тебе чего не следует и о чем вскоре пожалела. Но было слишком поздно. А потом я никак не могла разыскать тебя. В том, что ты стала такой, я виню не тебя, а мужчин, которые за тобой увиваются. Прости за те слова, что я сказала тебе в Лиссабоне. Я так виновата пред тобой.

Эми злобно оскалилась:

– Убирайся из моего дома вместе со своими извинениями! Кто ты такая, чтобы жалеть меня? Оглянись-ка, Китти. Видишь, какой у меня особняк? Я приобрела его и обставила на собственные деньги.

– Эми…

– Твоя сестра умерла, – оборвала ее Эми. – Так ты сказала мне в Лиссабоне. И это правда. Той Эми, которую ты знала, больше не существует.

– Не могу поверить, что все зашло так далеко. Теперь, когда я нашла тебя, позволь мне загладить свою вину, – с отчаянием произнесла Катрин.

Эми прошлась по комнате, остановилась перед ней и отрывисто спросила:

– Чего ты хочешь от меня?

Катрин понимала, что того, что ей хочется, Эми никогда не сделает. После жизни в такой роскоши она никогда не вернется в отцовский дом в Хэмпстеде. Но можно ведь заниматься чем-то еще, а не торговать своим телом.

Катрин молчала, подыскивая подходящие слова. Эми раздраженно вздохнула.

– Если думаешь, что можешь уговорить меня бросить все это, – она повела рукой в широком жесте, – прежде подумай хорошенько. У меня собственная ложа в опере, свой выезд. Я даю вечера и приемы, вращаюсь в светском обществе, шью туалеты у самой модной лондонской портнихи. Бриллианты, что ты видишь на мне, настоящие. Надо ли добавлять что-то еще?

Впервые за этот вечер Катрин заговорила резко:

– То общество, в котором ты вращаешься, составляют одни щеголи да распутники, но даже эти повесы не могут помыслить представить тебя своим сестрам, опасаясь, что ты окажешь на них пагубное влияние. А этот дом, хоть и роскошен, пользуется в Лондоне постыдной славой. Тебе почти тридцать три. Сколько, по-твоему, ты сможешь продолжать вести подобную жизнь?

– Повесы и распутники? – Эми рассмеялась. – Что ты понимаешь в этом? Возвращайся домой, Китти, там твое место. Ты была права, когда сказала, что у тебя нет сестры. У меня тоже нет. И мне кажется, никогда не было.