Пенелопа Уильямсон - Под голубой луной

Щелкнул замок, и Джессалин обернулась. Шурша черными бомбазиновыми юбками, в гостиную вошла бабушка. Леди Летти хоть и пользовалась тростью, держалась, на удивление, прямо, горделиво неся свое высокое, осанистое тело.

– Прикрой окно, девочка, – произнесла она с грубоватым корнуолльским акцентом. – А то камин плохо горит.

Ржавые петли старинного окна протестующе взвизгнули, а Джессалин подошла к камину и кочергой поворошила почти потухшие дрова. Леди Летти с достоинством присела на краешек потрепанной, залатанной кушетки. Когда-то кушетка была пурпурной, но годы и солнце сделали свое дело, и теперь она приобрела блеклый красновато-коричневый оттенок. Поднеся к глазам монокль, леди Летти придирчиво осмотрела Джессалин, тотчас же заметила кончик большого пальца, выглядывавший из дырявого домашнего шлепанца, и неодобрительно фыркнула.

Это, естественно, не укрылось от Джессалин, но она быстро отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Бабушка, мне так жаль тех ботинок… – Она уже успела рассказать леди Летти о потере ботинок, украденных морем. Но ни словом не обмолвилась ни о взрыве, ни о незнакомце.

Леди Летти провела кончиком трости по потертому ворсу ковра.

– Дело ведь не в потере ботинок, дорогая. А в том, насколько глупо это получилось. Тебе давно пора перестать вести себя, как дикарка. Вспомни хотя бы, что ты прирожденная леди. А леди не бегают по песку босиком.

– Слушаюсь, мэм, – ответила Джессалин, хотя ей качалось, что прежде нечто следовало задуматься, занимаются ли настоящие леди, пусть даже самые бедные, сбором сякого мусора, выброшенного на берег штормом. Выпрямившись напротив бабушки в побитом молью высоком кресле, она чопорно сложила руки на плотно сдвинутых коленях. Поза давалась ей нелегко, особенно если учесть выглядывавшие из-под платья дырявые тапки. Украдкой взглянув на леди Летти, Джессалин заметила, как лицо старой женщины осветилось любовью, прежде чем та успела снова неодобрительно поджать губы.

Когда Джессалин села в это кресло в первый раз, ее ноги с трудом доставали до пола. Это было через месяц после похорон отца. В тот день мать привезла ее в Корнуолл и оставила на попечение бабушки – попросту избавилась от нее, как избавляются от старых вещей, которые разонравились либо просто вышли из моды.

– Итак, этой ветреной, тщеславной дурочке надоело возиться с дочерью, и она решила отдать тебя мне, да? – спросила тогда леди Летти, рассматривая Джессалин в лорнет с таким видом, будто никак не могла придумать, какую пользу можно извлечь из тощей шестилетней девчонки с ярко-рыжими волосами, веснушчатым носом и ободранными костлявыми коленками. Но очень быстро выражение ее лица смягчилось, и она весело рассмеялась. – О Боже, девочка, да ты просто копия меня в таком же возрасте. – Джессалин показалось, что этот факт доставил бабушке явное удовольствие. А та продолжала: – Тебе предстоит узнать, что быть Летти совсем непросто. – В этом месте пожилая дама подняла узловатую руку, как будто хотела остановить возможные возражения, хотя у Джессалин и без того язык словно прирос к небу. – Хотя ты ее дочь, твой отец все-таки был Летти. А это значит, что в тебе течет наша кровь, и я обязана сделать из тебя настоящую Летти. Настоящую Летти и настоящую леди, клянусь Богом.

На поверку быть Летти оказалось очень просто. Правда, с леди дело обстояло сложнее.

Нет, Джессалин совсем не была сорванцом. Просто прежде чем она успевала подумать, как правильно себя повести – или, как говорила леди Летти, «поступить соответственно приличиям», – дело обычно уже было сделано. Этот основной ее недостаток бабушка из своеобразного чувства гордости преподносила другим как достоинство.

– Не расстраивайся из-за ерунды, – снова и снова повторяла она, когда Джессалин в очередной раз попадала впросак. – Разумеется, следует поступать соответственно приличиям. Но Летти дозволяется вести себя так, как это свойственно только им. Человек просто обязан иногда делать неожиданные вещи. Поэтому не обращай ни на кого внимания и помни, что ты Летти, а значит, имеешь право на непредсказуемые поступки.

Беда заключалась в том, что Джессалин никак не могла научиться не обращать ни на кого внимания. Порой ей и самой хотелось научиться вести себя как подобает юной леди, а не невоспитанному мальчишке-сорванцу. Порой… Но обычно… Обычно она чувствовала себя воздушным змеем, который летит только туда, куда его несет ветром. И ей страстно хотелось вырваться на свободу, стать такой, какой она обязательно бы стала, если бы не удерживающая ее нить.

А еще ей было совершенно безразлично, увидит она когда-нибудь свою мать или нет.

С грохотом распахнувшаяся дверь вернула Джессалин к действительности. Вошла служанка с подносом – время пить чай. Ловким движением бедра захлопнув за собой дверь, служанка поставила поднос на раздвижной столик и со стоном выпрямилась, потирая поясницу.

– О-ох, ну и денек. Встала с петухами и так ни разочка и не присела. Как намотаешься да натягаешься, так чему потом удивляться, что спина разламывается. Тут надо удивляться, что я еще не в проституции от усталости.

Леди Летти постучала тростью по полу.

– В прострации. Сколько раз тебе говорить, глупая девчонка, чтобы ты не путала слова «проституция» и «прострация».

Девушка согласно кивнула головой в кружевном чепчике. На ее пухлом, как пончик, лице выделялись два черных глаза. Она была бы даже хорошенькой, если бы ненеровный, уродливый шрам, пересекавший левую щеку от глаза до рта. Когда девочке было двенадцать лет, ее отец-рудокоп, сильно напившись, располосовал ей лицо киркой. Подобно Перси и Майору, Бекка Пул была из отверженных, которых леди Летти всегда охотно привечала.

– Ну да, миледи, – сказала Бекка, и на лице ее расцвела такая обаятельная улыбка, которая почти заставляла забыть о шраме. – Я ж именно так и сказала. В проституции.

Метнув в сторону Бекки еще один сердитый взгляд, леди Летти достала из кармана черепаховую табакерку и, хотя пальцы ее скрючило ревматизмом, очень ловко открыла ее одной рукой. Лицо старой дамы покрывала такая густая сеть морщинок, что оно напоминало сушеное яблоко, но возраст не затронул линий скул и подбородка. Это по-прежнему было волевое, властное лицо, говорившее о недюжинной внутренней силе.

Сколько помнила Джессалин, бабушка всегда была седой. Ее волосы цветом напоминали оловянную руду, которую добывали на корнуолльских рудниках. Но Джессалин слыхала, что давным-давно они были, как пламя. Когда-то величественная пожилая дама была юной девушкой со смеющимся ртом и дерзкими манерами и, как большинство девушек в округе, работала на руднике.