Симона Вилар - Исповедь соперницы

После этого повисло тягостное молчание. Граф словно пытался отгородиться от всего, что его окружало, чтобы остаться наедине со своей болью. Стоило ли тревожить его сейчас, да и что мне за дело до того, ему и его возлюбленной довелось пережить? Я не чувствовал себя вправе вмешиваться, и в то же время помнил, как этот человек поддержал меня в ту пору, когда я находился, как мне казалось, на дне бездны. Только после этого я нашел в себе силы начать жить заново. Судьба распорядилась так, что теперь — мой черед.

Эдгар отвернулся к потемневшей стене, и до меня донеслось сдавленное рыдание.

— Сэр, — начал я, — думаю, сейчас самое время кое что обсудить. Я говорю об этих людях в масках. У вас есть предположения, кто мог скрываться под личинами и чью волю они выполняли? Судя по виду — это наемники, а значит нападение было вовсе не случайным.

Я не должен дать ему погрузиться в отчаяние. Все что угодно, только не это.

После мучительной паузы Эдгар наконец заговорил. Действительно, в Норфолке несколько месяцев назад объявились злодеи, отличающиеся особой жестокостью. Их пытались схватить, готовили им западни, но — безрезультатно. А сегодня у него возникли кое какие подозрения, впрочем, ничем не подтвержденные. Эти мерзавцы называли одного из своих Хью, то есть Хьюго. А у графа имелся давний недруг, который носил это же имя — некий Гуго Бигод.

— Не продолжайте, граф, мне известна эта история. Гуго Бигод был объявлен вами в Норфолке вне закона. Но его отец, стюард двора Генриха Боклерка, ухитрился вымолить прощение сыну. Если не ошибаюсь, в Саффолкшире у этой семьи обширные земельные владения.

— Верно. Но хлопотал за Бигода не столько его отец, сколько моя супруга. И теперь Бигод беспрепятственно живет в соседнем графстве, хотя не смеет пресекать границу, ибо в подвластных мне землях все еще числится преступником. Этот человек злопамятен и мстителен, но вместе с тем не лишен здравого смысла, и я не думал, что он способен решиться… на столь безрассудные действия.

В его голосе больше не было слез, теперь в нем звучал металл. И это было неплохо — гнев возвращает силы для борьбы. Но и замутняет разум. Поэтому я осторожно спросил, что намеревается предпринять Эдгар, если его подозрения оправдаются. Ведь Гуго Бигод — английский барон, и это нельзя сбрасывать со счетов. Но и открытый суд устроить невозможно, ибо тогда откроется все, что произошло на острове.

— Этого не будет, — твердо проговорил граф, и его лицо напряглось. — Я не стану доводить дело до суда. Но если окажется, что и впрямь Бигод причастен к случившемуся, тогда… Застенки ордена Храма надежно умеют хранить свои тайны.

Вот так новость! Оказывается, граф Норфолкский не так и прост, если умудряется служить английскому королю, не порывая с храмовниками.

Поколебавшись, я все-таки сообщил графу, что один из «черных капюшонов» был женщиной. Я заподозрил это с первой минуты, а потом окончательно убедился, когда она пустилась в бегство на челноке.

Я отвернулся, чтобы поправить фитиль в плошке, когда же снова взглянул на Эдгара, меня поразило выражение свирепой ненависти на его лице.

— Если это так, — задыхаясь, вымолвил он, — если это действительно она… Проклятое исчадие преисподней!

Насколько я успел разобраться в происходящем, в этой истории и в самом деле не обошлось без Бэртрады. Дочерей Генриха Боклерка среди остального женского племени выделяла особая закваска, в которой не последнюю роль играла несокрушимая воля. Все зависело от того, на что эта воля была направлена. Примером могла служить моя возлюбленная Матильда, не дрогнувшая даже тогда, когда раскрылась вся история ее отношений со мной. Но Бэртраду, ее сводную сестру, я совсем не знал. Мне, однако, было известно о длительных неладах в семье графа Норфолка и то, что Эдгар получил титул благодаря страстной любви к нему принцессы Бэртрады. Могла ли такая женщина смириться с тем, что ее избранник изменил ей?

Но одно дело протестовать и отстаивать свою честь, и совсем другое — решиться на то, что произошло сегодняшней ночью… Неужели сестра моей возлюбленной способна на кровавое преступление?

Никогда ранее в моем присутствии Тильда никогда не упоминала о своей рожденной вне брака сестре. Было ли это связано с обычным пренебрежением законных детей к бастардам? Или Бэртрада и в самом деле ничего не значила в глазах императрицы? В одном я был уверен: моя возлюбленная не испытывала родственных чувств к супруге Эдгара.

— Где сейчас находится графиня Норфолкская? — спросил я напрямик.

Мне почудилось, что глаза Эдгара зловеще блеснули.

— С самого Рождества она гостит в аббатстве Бэри-Сент-Эдмундс. Большой город, постоянно новые лица. К тому же графиня дружна с настоятелем, преподобным Ансельмом. Чего не скажешь обо мне.

— Ваша супруга, милорд, как я замечаю, по-особому жалует людей, которые вам не по душе.

— Аминь, — усмехнулся Эдгар. — Так повелось с самого начала. Весь этот брак был страшной ошибкой, и мы оба давно поняли это. Но таинство свершилось, и мне ничего не оставалось, как попытаться ужиться с супругой. Я закрывал глаза на ее открытое неповиновение, на попытки разжечь против меня смуту, на предательство моих интересов. По вине Бэртрады погиб мой сын Адам — и я переступил через это. Но если она приложила руку к тому, что случилось сегодня…

Я вновь обратился к нему:

— Если вы убедитесь в причастности леди Бэртрады, прежде всего следует сохранять хладнокровие. Ведь графиня — дочь короля, а что такое ненависть Генриха Боклерка я испытал на себе. Вам не удастся расправиться с графиней, как с проходимцем Бигодом, ибо гнев короля обрушится не только на вас, но и на вашу возлюбленную и ваше дитя. Муж может поступить с провинившейся женой так, как сочтет нужным: изгнать, избить, заточить, навсегда пренебречь ею. Но у него нет права казнить ее. А ведь именно это сейчас у вас на уме, не так ли?

— Да, — утомленно проговорил Эдгар. — Если подтвердится, что она причастна.

Ему ли было не знать, что если графская корона на континенте предоставляет ее обладателю неограниченные права в отношении подданных, в Англии любой лорд — прежде всего сам подданный короля. И Эдгара ничего не спасет, если он решится выйти за пределы своей власти.

Не пускаясь в пояснения, я спросил — сможет ли он смириться и оставить все в таком положении, как сейчас. То есть продолжать жить, полностью игнорируя супругу.

Эдгар покачал головой.

— Это выше моих сил. Тогда я окончательно потеряю Гиту.

Действительно — сколько бы мы тут ни рассуждали, оставалась женщина, которая пострадала больше всех. И ей невозможно объяснить, что нужно и дальше терпеть и смиряться.