Симона Вилар - Королева в придачу

Наконец он добрался до верха решетки, схватился за перекладины с остриями и, подтянувшись в последний раз, оказался наверху. Перебравшись через ограду, он отцепил крюк и сбросил его вниз, затем, скользя по стволам решетки, спустился сам. Оглядевшись, Чарльз различил уходящую вдаль аллею тополей и медленно двинулся вперед. Под ногами слабо хлюпала грязь. Наконец, прижавшись к одному из деревьев, он оказался среди окружавших его буквой «П» строений. Особняк Клюни! Тюрьма его Мэри... В туманной ночи слабо темнели проемы окон, окруженных готической лепниной, выступали статуи, высились своды окружавшей сад галереи. Роскошное здание, мало напоминавшее тюрьму. Брэндон осторожно пробрался туда, где высилась башня, в которой, как он знал, заключена Мэри.

Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться проникнуть внутрь через охраняемый вход. Но к башне почти на уровне с небольшим окошком, за которым по-прежнему маячил свет, вплотную примыкала балюстрада крыши. Если по скату крыши он доберется до зубьев башни и зацепит за них петли веревочной лестницы, то при спуске окажется как раз возле окна. Чарльз Брэндон обладал сильным, натренированным телом. Все, о чем он молил Бога, это чтобы звуки, которые он будет издавать, не привлекли чье-либо внимание. К счастью, ему сопутствовала удача, и крюк за балюстраду удалось забросить сразу. И хотя грохот, который издавали металлические крючья, сползая по черепице, пока прочно не засели в резьбе балюстрады, вновь заставил его заледенеть, но похоже, все было спокойно. Похоже... Примкнув к темной стене, он услышал, как где-то хлопнуло окошко, раздался негромкий мужской голос, даже мелькнул свет. Но, видимо, тишина ночи, сырость и холод не вызывали у охранников желания проверять, что случилось, и вскоре окошко вновь закрылось. Брэндон перевел дыхание, видя, как за окнами верхнего этажа мелькал свет, словно кто-то удалялся с лампой. Потом особняк опять погрузился во мрак, и Чарльз, поплевав на ладони и посильнее подергав крюк наверху, стал подтягиваться на руках, упираясь ногами в стену.

Пока он оказался на крыше, ему стало жарко. Руки молодого человека дрожали от напряжения, суставы болели. Брэндон с трудом отдышался, опасливо косясь на темное окошко мансарды неподалеку, но решил не тянуть время. Итак, он был у самой башенки! Стараясь ступать как можно легче, Чарльз начал взбираться по крутому наклону крыши. Черепица скрежетала под ногами, один раз одна даже поползла вниз, но застряла там, где скат крыши стыковался с узорчатой решеткой балюстрады. Находясь у самых зубьев башни, Брэндон уже не видел ничего, кроме тумана – ни двора, ни шпилей города, ни силуэтов охранников на внешней стене. Все было скрыто за густой сероватой мглой, заполнявшей все вокруг и скрадывавшей все звуки. Брэндон благословлял небо, пославшее ему такую ночь.

Поплотнее закрепив за зубьями башни петли веревочной лестницы и пристроив у пояса моток веревки с крюком, он медленно начал спускаться вниз, пока не оказался у окошка. Одной рукой держась за лестницу, другой за лепку, украшавшую окно, он приблизился к стене настолько, что смог упереться ногами о карниз, проходивший чуть ниже окна. Не самое удобное положение, но, тем не менее, так Чарльз смог хоть немного передохнуть. Поначалу, увидев, что окошко забрано решеткой, он даже растерялся, но уже в следующий миг облегченно перевел дыхание. Это была не тюремная решетка, вмонтированная в стену, а узорчатая, задвигавшаяся изнутри на задвижку. Его даже пот прошиб, когда он понял это. Подобной преграды, когда он почти достиг цели, он бы не перенес. Но тут Брэндон услышал нечто, что вновь заставило кровь заледенеть у него в жилах: Мэри была не одна. Он явственно слышал внутри приглушенные голоса! Чарльз был так сражен этим, что лишь через несколько минут разобрал, что речь звучит на английском. Удивившись, он прислушался – один из голосов явно принадлежал Мэри, а другой Анне Болейн. Мэри говорила совсем тихо, и он разобрал только конец фразы:

– ... как же мне это назвать, если не предательством?

Голос Анны звучал более громко, даже словно бы с вызовом:

– Вы не должны винить меня, миледи. Я сейчас завишу не только от вас, но и от Ангулемов, от матери короля Франции мадам Луизы. И я могу напомнить её слова: в ваших несчастьях никто не повинен более вас самой!

Брэндон более не вслушивался в разговор. Он ощутил сильнейшую досаду, почти отчаяние. Присутствие в комнате с Мэри постороннего лица рушило все его планы! Так, значит, малышка Болейн – одна из тех, кто следит за королевой? И все же хорошо, что это она, ибо тогда у Чарльза осталась последняя надежда. Болейны – все же подданные Англии, Анна не сможет не считаться с этим. А у него с собой мешочек с деньгами. Деньгами, которые он предложит ей для начала, пообещав что угодно в дальнейшем, если она их не предаст. И Брэндон решился. Он осторожно постучал в окошко. Потом, когда в комнате воцарилась тишина, постучал ещё раз.

Ставень медленно открылся. Наконец при свете свечи Брэндон увидел лицо Анны. «Счастье ещё, что она не позвала перво-наперво стражу», – подумал Брэндон. В следующий миг он протянул ей мешочек с золотом.

– Получишь втрое больше, если будешь молчать. Анна стояла, открывая и закрывая рот. Наконец выдохнула:

– Герцог Саффолк!..

Но в следующий миг цепко схватила золото. Тяжесть мешочка, его мелодичное позвякивание окончательно привели её в чувство. Анна даже улыбнулась, пряча деньги в широкий рукав, но тут же опасливо оглянулась вглубь комнаты. Брэндон тоже поглядел туда и рядом увидел Мэри, полулежавшую в кресле. Выглядела она как-то странно: неподвижная, как сломанная механическая кукла, с каким-то усталым бесцветным взором, с рассыпанными по плечам спутанными волосами. Черное платье делало её худенькой, почти бесплотной. Наконец королева встала, медленно приблизившись к нему. Но он не разглядел ни удивления, ни радости на её лице.

– Чарльз?

Анна заволновалась, оглянувшись на дверь.

– Это безумие, милорд!

– Знаю. Поэтому будь умницей и уйди, сделав вид, что собираешься спать.

Какое-то время маленькая фрейлина глядела то на него, то на Мэри. Потом, присев в реверансе и медленно пятясь к двери, вышла.

– Мэри, скорее, ради Бога!.. Открой решетку! Я пришел за тобой.

Его пугало её вялое равнодушие. В лице ни кровинки, глаза сонные, пустые...

– Зачем, Чарльз? Они и так все уже знают, – и всхлипнула: – Чего мне все это стоило! Луиза кричала на меня. Потом сказала, что пришлет повитуху, чтобы та сделала со мной это... Это так ужасно! Я сопротивлялась, как могла. Они держали меня, но я вырывалась. Повитуха сказала, что не станет ничего делать, что боится, если я не буду лежать спокойно, она лишь порежет меня. А эта ящерица... Она настаивала и сказала, что скорее пусть я умру... Что убьет меня, нежели я рожу от тебя.