Симона Вилар - Королева в придачу

В Париж для подготовки встречи уже отбыли Лонгвиль, старый дипломат граф Вустер и опытный царедворец Томас Болейн. Старшая дочь Болейна, Мэри, тоже числилась в числе фрейлин королевы, и вскоре окружающие стали замечать, что Генрих, прибывший с принцессой в Дувр, уделяет этой красивой девушке особое внимание. У него было время для ухаживания – отплытие во Францию откладывалось из-за непогоды. Море сильно штормило, порой волны бились даже о стены замка, отчего стекла и двери в старой крепости дребезжали. Но именно это и веселило невесту Людовика XII.

– Кажется, само небо противится вашим планам, Хэл, – говорила она, указывая на бурное море. – Не захотите же вы меня и всех этих людей отдать на волю разбушевавшейся стихии?

Королю приходилось смиряться. Поначалу он по-прежнему пытался скоротать ожидание, устраивая пиры и маскарады, но эта так некстати, по его мнению, наступившая непогода влияла даже на празднества. Проливные дожди и ветер делали невозможным любую прогулку, камины нещадно дымили, и придворные, начиная чихать и кашлять, невольно прерывали увеселения. Некоторые стали болеть, в общем, атмосфера в Дуврском замке царила самая безрадостная.

В конце концов, Генрих, устав от ожидания, решил оставить Мэри с её двором в Дувре и вернуться к своим делам в Лондоне. Однако сейчас, когда добрая треть знати и большая половина хорошеньких женщин отсутствовали, в его лондонских резиденциях царила скука. Генрих начал скучать, становясь раздражительным и злым... И именно теперь Вулси решил, что настало время вернуть Брэндона ко двору. Два с лишним месяца заточения – достаточный срок, чтобы сбить с Чарльза спесь и приучить к покорности. Генрих даже оживился, и был несказанно рад, когда к нему прибыл Брэндон, который тут же обрушил на короля целый шквал шуток, забавных историй, веселых задумок, помогавших королю избавиться от хандры.

Брэндон явился к нему словно не из заключения, а из занимательного путешествия, и моментально вновь оказался в фаворе. Даже его недруг Бэкингем вынужден был раскланиваться с ним. А Генрих, словно извиняясь, наградил Брэндона земельными угольями в Саффолкшире, отдав в его распоряжение замки Ла Полей, и даже стал открыто намекать, что его дорогой Чарльз достоин высокого титула. Теперь Брэндона часто видели вместе с Генрихом и Вулси, что-то оживлённо обсуждающих. А ведь злые языки по-прежнему смаковали интрижку Брэндона с сестрой короля, особенно потому, что, стоило Брэндону отстать от общества короля, как он становился непривычно молчаливым, задумчивым, почти мрачным. Такого Брэндона они ещё не знали, и это порождало новые слухи.

Генрих и сам вскоре заметил, что с его другом что-то творится. Он ни о чем не спрашивал, хотя порой пристально наблюдал за Чарльзом. И ни разу за этот дождливый сентябрь не взял его в свою свиту, когда ездил в Дувр, чтобы повидаться с сестрой.

Погода по-прежнему не благоприятствовала её отъезду, но с этим уж Генрих ничего не мог поделать. Однако вскоре он получил приятную весть из Эссекса, где в имении Иерихон проживала Бесси Блаунт. Бесси была беременна. И хотя в последнее время Генрих начал терять к ней интерес – её ребячья оживленность и необузданная чувственность стали ему приедаться, и он больше внимания стал уделять королеве, чьи ученые вечера и тонкие рассуждения более импонировали ему, но все же эту новость он воспринял как нельзя более благожелательно.

– Чарльз, мы едем в Эссекс! – заявил он Брэндону, – Там нас ждет пикантное приключение с хорошенькими женщинами. Одна из которых твоя добрая знакомая Нэнси Керью. Ты ведь всегда был с ней в приятельских отношениях, не так ли?

Он хитро подмигнул Брэндону, пояснив, что он недавно отправил Нэнси в Иерихон, дабы его малышка Бесси не сильно там скучала.

Они приехали в усадьбу вымокшими до нитки. И были приятно поражены, оказавшись в уютном помещении с резными панелями на стенах, большими окнами-фонарями, в которые хоть и стучал бесконечный дождь, но от большого камина веяло теплом и уютом... А перед огнем их ожидал прекрасно сервированный стол, за которым болтали и хихикали две хорошенькие женщины, так и вскинувшиеся от радости, когда их навестили мокрые, но довольные мужчины.

Их сырые плащи тут же развесили на экране перед камином. Генрих скинул верхний камзол, с деловым видом поднял крышку серебряной супницы, с наслаждением вдыхая ароматный пар.

– Ваш любимый раковый суп, государь, – заметила мисс Нэнси, когда Бесси буквально прыгала вокруг Генриха, вешалась ему на шею, стремилась поцелуем дотянуться до губ своего рослого августейшего любовника. Бесси была здоровой девушкой, и беременность никак не сказывалась на её самочувствии и внешности, что делало её особенно привлекательной Для короля, особенно когда он сравнивал её румяные щечки и оживленность с измученным видом законной супруги. И если к Катерине, опасаясь очередного срыва, он боялся и прикоснуться, то Бесси просто просила всем своим видом – возьми же меня, мне это будет только на пользу!

Генрих вскоре уделил ей внимание, и она почти утащила его наверх в их спальню. Брэндон подумал, что если бы она поменьше открывала рот и не несла несусветную чушь, которую не могли сгладить даже остроумные, вовремя вставленные фразы Нэнси, то Бесси была бы очень мила. Но он уже понял: кого бы ни родила мисс Блаунт, она долго не удержит возле себя такого человека, как король. Их ставка с Вулси на неё оказалась неудачной, и... Да не все ли равно! Ему был в тягость этот вечер, раздражала обязанность шутить, восхищаться Бесси, поддерживать непринужденный разговор. Мэри все ещё находилась в Англии, а он не мог её увидеть – это все, что занимало его мысли. И ему все труднее удавалось скрывать свою депрессию, свою болезненную тоску по ней...

Предполагалось, что едва Генрих уединится с Бесси Блаунт, как и он отправится предаваться тем же утехам с мисс Нэнси. По сути, для этого и взял его с собой король. Но, хотя Нэнси в своем отороченном золотистым кружевом пятиугольном чепчике смотрелась весьма очаровательно, а у Брэндона давно не было женщин, он вдруг уловил себя на мысли, что не хочет ее. Глядя на неё какое-то время через уставленный изысканными блюдами стол, он видел игривый вызов в её взгляде, но раздраженно отвернулся, подошел к камину и сел перед ним, сутулясь, порой вороша кочергой рассыпающиеся поленья. Нэнси явно была озадачена.

– Чарльз?

Он даже не повернулся. Мысли его витали далеко, в Дувре, рядом с той, что тоже сейчас глядела на бушующее море, тоскуя о нем. Он не сомневался, что так и было, и хотел хранить ей верность. Хотел только ее. Когда же Нэнси приблизилась и присела на скамеечку у его ног, Брэндон лишь виновато улыбнулся ей.