Франциска Вульф - Стражники Иерусалима

– Так ли это на самом деле, Омар? Вот что не дает мне покоя. Покажи мне кучку костей и скажи: «Это Эздемир!» – и я не смогу доказать тебе обратное, пока не увижу стоящего рядом живого Эздемира. Почему мы должны быть уверены, что сгоревший труп, который ты видел в тюрьме, действительно труп Рашида? Имя его едва ли было нацарапано на костях, а?

– Нет, этого не было, но... Погоди! Вот узелок с вещами Рашида, которые уцелели в огне. – Юсуф услышал какое-то бренчание. – Видишь? Пара монет. Обугленный кусок шахматной фигуры без головы. Кусок шапки. И пара кремней. – Юсуф услышал, как об пол стукнулось что-то тяжелое. – Эздемир особенно ругает себя за кремни. Говорит, что во время обыска обратил на них внимание, но решил, что это безобидные камушки, которыми стражники часто играют в шахматы или в другие игры, чтобы скоротать время. Потому и не отобрал их.

– Король. Голова отвалилась, когда мы проводили большую инспекцию, помнишь? – Ибрагим вздохнул. – Да, похоже, ты прав. Все говорит о том, что Рашид мертв. И все же мне было бы спокойнее, если бы ты увидел его лицо. Ладно, Омар, пойдем в баню.

– Да, стоит отпраздновать этот счастливый поворот. Мы избавились от своих тревог, не пошевельнув и пальцем. Такое не каждый день...

Голоса удалились, и Юсуф услышал, как щелкнул дверной замок. Янычар не мог двинуться с места. Сердце стучало в груди громко и неровно. Он никак не мог осмыслить услышанное, находился в каком-то ступоре. И лишь когда его ноги окончательно затекли, он медленно и с трудом поднялся с корточек. Юсуф отправился в спальню и растянулся на кровати. Неотрывно глядя в одну точку на потолке, он неотступно думал о разговоре между Ибрагимом и Омаром, о том, что они рассказали товарищам о Рашиде, о том вечере, когда он в последний раз видел друга, и о собственных роковых выводах.

Юсуф был довольно большим тугодумом. Спальня заполнялась, янычары приходили и укладывались спать. Наконец лампы были погашены, и воцарилась тишина, а он по-прежнему неподвижно лежал на кровати и смотрел в потолок. Уже началось очередное дежурство, когда его наконец осенило. Он пошел по ложному пути и совершил чудовищную, непоправимую ошибку. Ибрагим с Омаром использовали его, чтобы убрать с дороги Рашида и отвлечь внимание от собственных козней. Поэтому Рашид был мертв. Его самый лучший друг сгорел заживо в гнусном застенке. А настоящие негодяи разгуливают на свободе и распространяют о нем отвратительную ложь. Товарищи проклинали его имя. По щекам Юсуфа хлынули слезы. Рашид! Он был виноват в его смерти. Но он искупит свою вину и понесет наказание за свое преступление. Он вернет Рашиду честное имя. А Ибрагима и Омара покарает. Им никогда больше не удастся марать имя его друга. Никогда!

Юсуф беззвучно поднялся с постели и вышел из спальни.

Анна сидела за низким столиком, служившим ей письменным столом. Перед ней лежали перо, чернила и пустая раскрытая книга для записей. Собственно говоря, она собиралась кое-что записать и привести в порядок свои мысли. Вместо этого она сидела и наблюдала, как тень от ветвей смоковницы двигалась по ее комнате. Уму непостижимо! Она была одна в комнате с Рашидом, снаружи светило солнце, а ей было вовсе нерадостно. Рашид нервничал и был раздражен, временами ей самой казалось, что ее нервы обнажены. Анна захлопнула книгу и посмотрела на Рашида, беспокойно бегавшего туда-сюда по комнате – от кровати к камину, от камина к двери, от двери снова к кровати. Когда она что-нибудь говорила ему, он почти не слушал и ничего не отвечал. Лишь молча сновал по комнате, словно тигр в клетке. Ей стало страшно за него.

– Я не могу больше! – воскликнул он так внезапно, что Анна вздрогнула и чуть не опрокинула чернильницу. – Я больше не выдержу. Я должен выйти отсюда!

– Это невозможно, Рашид, – ответила Анна, пытаясь собрать остатки своего терпения. По крайней мере он хоть что-то сказал, уже прогресс. – И ты знаешь это не хуже меня. Пока войска султана не прибудут в Иерусалим, пока Омар и Ибрагим разгуливают на свободе, тебе опасно появляться в городе.

– Ах, это ведь...

– Смешно? Ты это хотел сказать? – Анна встала и подошла к нему. – Все янычары считают, что ты мертв. Представляешь, что произойдет, если ты попадешься кому-нибудь на глаза на площади или на базаре?

Ничего не отвечая, он барабанил пальцами по каминной плите. Нервный, как скаковая лошадь, всю зиму простоявшая в конюшне.

– Я... Я буду внимателен. Переоденусь. Я...

– Это невозможно, Рашид. Ты не сможешь быть настолько осторожен, чтобы никто...

– Проклятье! – заорал он и с такой силой ударил по выступу камина, что отбил кусок лепнины. – Все могут что-то делать. Ты вместе с Козимо пытаешься разгадать тайну этого пергамента. Ансельмо позволено узнать, где скрывается отец Джакомо. И только я сижу пригвожденный и таращусь на стены. Знаешь, сколько трещин на штукатурке потолка? Шестьдесят семь. Я все сосчитал. И не один раз. Я начинаю сходить здесь с ума!

Он оперся о каминную плиту и провел рукой по лицу. Гнев Анны улетучился, не успев толком разгореться. Она прекрасно понимала, как тяжело давалось молодому парню праздное бездействие. Он не привык оставаться без задания больше чем на пару часов. Сейчас же он был лишен возможности даже сходить в баню или с кем-то пообщаться. Он даже ел в этой комнате, а когда приходила Эстер, чтобы прибрать постель или принести свежее белье, Рашиду приходилось прятаться в узком венецианском шкафу, стоявшем в углу. Хотя ее покои, несомненно, были приятнее, чем камера в тюрьме наместника, но по сути в его положении ничего не изменилось. Он продолжал оставаться пленником, сидевшим взаперти. И никто не мог сказать, как долго продлится такое состояние.

– Извини, Анна, – тихо произнес он. – Я не хотел кричать на тебя, но...

Рашид сжал губы и закрыл глаза. Из-под опущенного века показалась слеза, покатившаяся по щеке.

– Поверь мне, я знаю, как тебе тяжело, – сказала она, гладя руками его по лицу. – Зато ты жив. И мы вместе. Разве этого мало?

– Об этом я как-то не задумывался. – Он обнял ее и так крепко прижал к себе, словно боялся без нее утонуть.

– Осталось всего несколько дней, Рашид. Пара дней – и войска султана будут здесь.

– Да, несколько дней. Если у меня раньше не сдадут нервы и я не поскачу вприпрыжку по улице как умалишенный.

Анна невольно улыбнулась:

– Покажи мне свою руку. Ну вот, кисть опухает. Ты ободрал себе кожу о камин и сам не заметил. Сейчас принесу воды и промою тебе рану. – Она чмокнула его в щеку. – Я быстро вернусь. Если тебе тем временем захочется выместить на чем-нибудь свою злость, возьми, пожалуйста, подушку и разорви ее. По крайней мере, не покалечишься.