Александр Жарден - Франсуаза Фанфан

– Ну, топай! – властно повторила она. Жак лягнул дверь и снова захлопнул ее.

– Паскуда! Ты меня наярила, и я тебя покрою.

Он схватил Фанфан и попробовал повалить ее на кровать, она коленом ударила его в низ живота. Он закатил ей яростную пощечину – она его укусила; они скатились на ковер.

Как мне поступить? Я мог вмешаться. Ключ от комнаты Фанфан оставался у меня; но как я оправдаю свое появление? Жак задрал подол Фанфан. Тогда я взял ключ из ящичка бюро. Фанфан удалось вырваться; он притиснул ее к зеркалу. Я увидел ее сплющенное о стекло лицо – она как будто смотрела на меня.

Не раздумывая, я выскочил на площадку, открыл дверь комнаты Фанфан и бросился на верзилу Жака, который пытался забраться ей в трусики.

– А этот как сюда попал? – процедил он сквозь зубы и поднялся на ноги.

Вместо ответа я ударил его головой в лицо. Из разбитого носа потекла кровь. Я схватил его за плечи, вытолкал на лестничную площадку и захлопнул дверь. Фанфан встала и, не говоря ни слова, прильнула ко мне; оба мы дрожали мелкой дрожью.

– Сестренка… – пробормотал я, – кажется, твой брак расстроился.

– Но что ты здесь делаешь?

– Мне приснилось, что кто-то пытается тебя изнасиловать. От этого я проснулся, и у меня возникло чувство, будто этот кошмар вот-вот станет явью. Тогда я прибежал сюда, – быстро сообразил я.

Фанфан намекнула, что подобная интуиция возникает, только когда два человека по-настоящему любят друг друга.

– Любовью брата и сестры, – улыбаясь, сказал я. Она заявила, что продолжает беспокоиться и лучше бы я остался у нее до утра, но я поскорей ушел восвояси.

– Мне завтра утром очень рано вставать… Слишком страшно мне было остаться с ней. В ее глазах я был Очаровательным Принцем, упавшим с неба, чтобы спасти ее. Мне очень пригодилось такое утешение после всех моих слез, пролитых из-за Фанфан.

Вернувшись к себе, я посмотрел на нее сквозь зеркальное стекло. Она была именно той, ради которой я жил. То, чего она добилась от Жака на весь уик-энд, свидетельствовало о ее способностях, которые до поры до времени дремлют в людях: ее взгляд облагораживал вещи и людей.

Тогда-то у меня и возникла мысль еще больше к ней приблизиться без ее ведома, и я наметил этот эксперимент на следующий день.

В восемнадцать тридцать я уже лежал под кроватью Фанфан. Сначала я чуть было не задохнулся от пыли, но понемногу совладал с неудобством позы и клаустрофобией. От ковра на полу до матраса было всего двадцать сантиметров. На мою беду, в этих помещениях батареи отопления проходили под полом. Я жарился на медленном огне и до тошноты глотал пыль, но был почти счастлив тем, что страдаю во имя любви; считал себя героем в глазах дамы моего сердца.

Я хотел спать с Фанфан, не прикасаясь к ней, лежал под кроватью всю ночь. Хотел вдыхать запах ее тела, прислушиваться к ее дыханию и наслаждаться ее присутствием, вступая с ней в близость без ее ведома. Мне это казалось возможным, потому что как-то раз Лора обнаружила у себя под кроватью одну из своих подруг, когда мы жили вместе.

Пот катился по лицу, я с трудом дышал, но в то же время понимал, что в этой необычной ситуации я испытываю больше волнующих чувств, чем все мужчины Европы со своими женами в эту ночь. Я прождал четыре часа, двести сорок минут, и за это время мое вожделение к Фанфан разрослось до умопомрачения.

Единственное серьезное беспокойство вызвал у меня мой мочевой пузырь, который все наполнялся и наполнялся. Из страха перегрузить его я запретил себе пить, а пойти в уборную не осмеливался. Если в такую минуту придет Фанфан, мои долгие часы страданий полетят прахом. Когда резь стала невыносимой, я воспользовался полиэтиленовым пакетом. Дважды позволил себе выпить глоток воды, чтобы не лишиться чувств. Бутылка минеральной воды, которую я прихватил с собой, была моим постоянным искушением.

Около двадцати двух часов я начал опасаться, что Фанфан вообще не придет ночевать; но я продолжал лежать под кроватью без всякого движения. Адовы муки предыдущих часов оправдывали такое упорство.

В двадцать два тридцать дверь открылась. Я услышал голоса двух человек и на какой-то миг решил, что Фанфан пришла не одна, но это оказался другой сосед по площадке; они просто поздоровались. Фанфан закрыла дверь, я тихонько вздохнул.

Фанфан сняла лодочки и носки. Я видел только голые ступни и нижнюю часть икр, по которой можно было судить о стройности ее ножек. Она расстегнула свои джинсы, и, когда они упали на ковер, я заметил, что она сняла их вместе с трусиками. Голые икры стали еще соблазнительней. Я с трудом сдерживал дыхание. Чресла горели огнем.

Фанфан сняла блузку, лифчик и небрежно бросила их на ковер, почистила зубы и легла в постель. Оставила гореть лампу у изголовья, пошелестела страницами журнала. Над моей головой я видел сквозь пружины матраса четко обрисованные формы ее тела. Медленно просунул руку между пружинами и погладил выпуклости кончиками пальцев. Я дрожал от страсти. Если бы я мог тихонько высвободить мой распиравший брюки инструмент, наверняка смог бы проткнуть обивку матраса.

Под утро я уснул, измотанный сладострастием, но в гордом сознании, что познал блаженные минуты, непохожие на пошлые ублюдочные удовольствия, какие испытывал в объятиях других женщин.

На следующий день я занял свой пост под кроватью Фанфан в семнадцать часов. Она пришла около двадцати, разделась и сразу же легла. Я наслаждался вновь обретенной тайной близостью и внимательно разглядывал сброшенные на пол соблазнительные вещички. Одно меня огорчило: она надела длинную ночную рубашку.

Через несколько минут она заговорила вслух, не снимая трубку телефона. Я изумленно стал слушать.

– Вчера вечером, – начала Фанфан, – я заметила в своей комнате нечто странное, будто я не одна. Но не обратила на это внимания. А часа в четыре утра меня разбудил храп. Значит, здесь и в самом деле кто-то был.

Она выдержала паузу. Я был сражен тем, что она меня обнаружила. План мой рухнул. Фанфан теперь знает, насколько беспредельна моя страсть. Я не смогу долее упиваться сладостной двусмысленностью взглядов, которыми мы обменивались.

– Но чудесно то, – продолжала Фанфан, – что ты в конце концов пришел, чтобы лечь близко от меня.

Тут я решил играть ва-банк.

Вылез из-под кровати, молча посмотрел на Фанфан и уселся в кресло. Теперь, когда все было сказано, она показалась мне менее желанной; вернее сказать, мне не нравился тот, кем я должен был стать при таком исходе.

– Ты помнишь о глупом сне, о котором ты рассказала мне в Кер-Эмма? – начал я. – Некий молодой человек волочился за тобой, не признаваясь в своих чувствах, и это порождало в нем пылкую страсть.