Вера Копейко - Золотой песок для любимого

Надо сказать, она училась с жаром самым разным наукам – медицине, химии, психологии. Шурочка была сильна в истории, географии и даже в математике, чем дядя гордился особенно. Поскольку был лично знаком с женщиной-математиком Ковалевской, он собирался представить ей племянницу. А вот когда зачали Платошу, папаша пребывал в проигрыше, не менее крупном. Разве не могло это отразиться на состоянии юной матери?

Шурочка не раскрывала перед дядей свое озарение, какая надобность? К тому же она все больше склонялась поверить, что на самом деле люди больше любят тех, кто внимательно слушает. Не важно, на самом деле или только делают вид, будто получают удовольствие от чужих рассказов. Но с тех пор, как она следовала этому, утвердилась: нет, не ошиблась. Больше молчи – больше узнаешь того, о чем сама не догадаешься спросить.

Шурочка видела по дядиному лицу, что ему ужасно хочется говорить. Вон уже губы раздвинулись, а усы слегка вздернулись.

– Неужели в твоей страсти к забавам амазонок – всякой стрельбе, скачкам и прочим… даже не знаю, как назвать… в общем, неженским затеям – виновато чтение той книги?

Шурочка пожала плечами, улыбнулась:

– Вы сами мне дали ее. Достали во-он с той полки… – Она вытянула руку и пошевелила всеми пятью пальцами, указывая на книжный шкаф прошлого века, украшенный наборными картинками из шпона черного и красного дерева. – Вы виноваты. Вы же сами научили меня стрелять. Ого, посмотрите-ка! Только сейчас поняла! – Шурочка подскочила к шкафу и положила руку на переднюю стенку. – Почему я не видела раньше? – Она повернулась к дядюшке, светлые локоны заплясали на плечах. Жакет обтянул грудь и подчеркнул тонкую талию. – Я думала, это стилизованная сцена из библейского сюжета.

Дядюшка захихикал.

– Так-так… Неужели?

– Я не сильна в богословии. Но сейчас я вижу! Дядюшка, это же амазонки со стрелами! Значит, вы давний поклонник этих дам? – Она улыбалась так широко, так искренне, что он засмеялся. – Не они ли причина того, что вы до сих пор не женаты? Ага-а! Вы боитесь, я знаю чего. Вам нравятся амазонки, но вы знаете, что они делают с мужчинами после двенадцатой ночи любви!

– Полегче! – Он поднял руку. – Ты становишься дерзка со старшими. – Он нарочито сурово пошевелил усами.

Но Шурочка отмахнулась от дяди.

– Да, конечно, – фыркнула Шурочка. Подняла руку и обвела фигуру женщины, которая склонилась над бездыханным мужчиной, чтобы вынуть копье. Она усмехнулась. – Какая рачительная хозяйка, – заметила она. – Конечно, копье пригодится ей. Для следующих двенадцати ночей, – пробормотала она. – С другим прекрасным мужчиной…

– Как хорошо тебе это кольцо, – услышала она голос дяди, наблюдавшего за Шурочкиной рукой, которая водила по рисунку на дверце шкафа.

– Кольцо? – повторила она, не сразу догадавшись, о чем он. Оглядела свои руки. – Ах, вы об этом. – На безымянном пальце левой руки она носила тонкое колечко с сапфиром.

– Это я подарил твоей матери, – сказал Михаил Александрович. – А она мне – вот этот книжный шкаф. А ей подарил его наш дед на свадьбу. Так что об амазонках в нашем роду было хорошо известно издавна.

Шурочка кивнула, не отрывая глаз от кольца.

– Оно мне нравится, – промолвила Шурочка. – У вас отменный вкус, сэр Майкл. – Между прочим, книгу про амазонок я давала прочитать Варе Игнатовой.

– Неужели и ей эти жестокосердные женщины пришлись по сердцу, как тебе? – Вопрос дяди прозвучал так, словно ему до удивления обидно. На щеках появился румянец, несвойственный его бледному англоподобному лицу.

– Конечно. – Шурочка кивнула. – Ей тоже. А она дала Лидии Жировой, – добавила Шурочка и скривилась.

– Кто она? Еще одна ваша подруга? – полюбопытствовал дядя. – Я ничего не слышал о ней прежде.

– Она не моя подруга. Она очень хотела стать ею. Варя сблизилась с ней, но не я, когда мы учились в Смольном. Так странно, мне казалось, что она хочет быть… мной.

– Вот как? Чем же ты ее поразила? – Дядя с любопытством посмотрел на племянницу.

– Мы немного похожи цветом волос и ростом. Она стала причесываться, как я. Но для этого, – она фыркнула, – ей пришлось помучиться – завивать волосы. – Шурочка усмехнулась. – Говорят, Лидия мне завидовала.

– Но чему же именно? Не кудрям, верно?

Шурочка вздохнула.

– Когда я училась в Смольном, я была маленькая, не понимала. Но теперь я знаю. Дело в том, – она посмотрела ему в глаза, – что у меня есть вы. Хотя нет родителей. У нее нет родителей и нет вас.

– Ах вот как, – вздохнул он. – Но не мы владеем событиями нашей жизни. Мы используем наши слабые человеческие силы, чтобы в пределах обстоятельств нам было хорошо, – философски сложив руки на груди, проговорил он. – Она тебе нравится, эта девочка?

– Нет, – сказала Шурочка не задумываясь.

– Что ж, полагаю, ваши дороги разошлись навсегда. С того дня, как вы с Варей уехали в Англию.

– Варя жалеет Лидию и всякий раз, когда приезжает в Петербург, встречается с ней. Варя – отзывчивая душа.

– Ты – нет? – Он сощурился.

– Я другая… – Шурочка покачала головой. – Я хочу дружить с теми, с кем я хочу. А не с теми, кто хочет со мной.

– Жестко, – кивнул дядя. – Варя, конечно, мягче тебя. – Он сказал это, и улыбка нырнула под усы идеального рисунка.

Он и сам не знал, почему при воспоминании о Шурочкиной подруге у него всякий раз смягчается лицо.

Он перевел взгляд на шкаф, усмехнулся. На самом деле он отдал племяннице книгу, которая, судя по всему, совершила некоторый переворот в головах юных дев. Сам он читал ее давно и плохо помнил. Но восхищение ловкостью, смелостью, красотой необыкновенных женщин сохранилось в памяти. А то, о чем говорит Шурочка, он забыл. Видимо, как всякий мужчина, забывает о коварстве женщины, пускаясь в новое любовное путешествие. Стоит перечитать?

Он поморщился.

– Одного не помню – зачем им было лишать жизни тех, кто любил их? Если любовь длилась двенадцать дней, она могла длиться вечно, – проговорил дядя. – Я бы сумел с ними договориться. – Он улыбнулся. – Убедить их, доказать им…

Шурочка резко повернулась к нему.

– Вы так думаете? – спросила она.

– Конечно.

Шурочка нарочито шумно вздохнула:

– Если бы вы имели дело с амазонками, то я осталась бы одна на белом свете, как Лидия Жирова. – Она фыркнула. – Вы переоцениваете себя.

– Ах какая ты сегодня… непочтительная. – Он изобразил на лице строгость, а круглые щеки Шурочки стали еще круглее, когда она расхохоталась, пшеничные локоны заплясали.

– У амазонок был матриархат. Они знали, что как только оставят мужчин жить после двенадцатой ночи любви, он исчезнет с лица земли. Понимаете?

– Хитрули, – проворчал дядюшка. А Шурочка удивилась – как забавно звучит детское словечко в устах усатого пожилого мужчины.