Мэй Макголдрик - Пламя

– Значит, вот как случилось, что вы стали одной из них. А потом вы стали их лидером.

– Видишь ли, Джоанна, я думаю, что считала бы свою жизнь благословенной, если бы это было окончанием моих страданий. – Взгляд Матери снова вернулся к лицу Джоанны. – Но это далеко не все. Спустя некоторое время выяснилось, что я беременна. Беременна ребенком Дункана.

Джоанна взяла худую руку Матери и крепко сжала ее в своих ладонях.

– Что случилось с этим ребенком?

– Я… – Голос старой женщины прервался от спазма, и тягостная пауза затянулась довольно надолго. – Я была настолько наивна, что в интересах будущего малыша решила вернуться в замок, чтобы в дальшейшем он воспитывался как ребенок Дункана. Даже будучи незаконнорожденным, младенец жил бы в Айронкроссе лучшей жизнью, чем в руинах аббатства среди бедных женщин, которые едва были в состоянии прокормить себя.

– Значит, вы вернулись…

– Да. Я вернулась. И схожу с ума каждый раз, когда вспоминаю об этом.

За этими словами последовали слезы, градом катившиеся по морщинистому лицу.

– Если в первый раз, как я думала, это было наказанием за мои прошлые грехи, то теперь это было карой просто за то, что я живу. Когда Дункан услышал о моем возвращении, я была на кухне. Он нашел меня и потащил в помещение для мытья посуды. Да, прямо при всех, кто там был! Я просила его, я плакала, я умоляла. Но все это ничего не значило для него. Он снова надругался надо мной, еще более зверским способом, чем в первый раз. Самое ужасное, что я по сей день помню, как, распластавшись, лежала под ним и он терзал мою плоть. Я помню, что наивно думала… что можно как-то поладить с ним… ради ребенка. Когда все закончилось, я сказала ему, что жду от него ребенка.

Мать подняла трясущуюся руку и вытерла слезы, продолжавшие катиться по ее впалым щекам.

– Дункан засмеялся. Это был отвратительный, пьяный, недоверчивый смех. И он сказал мне, что обо всем позаботится. – Она издала звук, напоминавший гнусный смешок. – У меня не было даже времени, чтобы привести себя в порядок. Я подняла голову и увидела, что возле двери стоит твоя бабушка. Да, это был метод Дункана решать проблемы. Он подошел к жене и сказал, чтобы она взглянула на меня.

– Она помогла вам?

– Помогла мне? Да, она помогла мне. Леди Макиннес была молода и еще не знала Дункана так, как узнала позднее. Она назвала меня блудницей. – Мать крепко держала руки Джоанны в своих ладонях. – Она позвала одного из людей Дункана. Он потащил меня к парадному входу в Грейт Холл и сбросил со ступеней во внутренний двор.

– Нет, – прошептала Джоанна, не в силах сдержать слезы. – Это чудовищно. Этого не могло быть…

– Так было. И это правда. Каждое слово – правда.

– Мне известно, что бабушка ненавидит вас. Значит, все это началось именно тогда.

Мать кивнула.

– Верно, она всегда обвиняла меня. Когда она увидела меня там, то поняла, что это было не первый раз, поскольку слышала, как я сказала о ребенке.

– И она столько лет носила в душе ненависть к вам?

– Женщина никогда не забывает подобное… – Мать помолчала, и ее глаза вдруг стали неестественно яркими. – Я скатилась по каменным ступеням и упала на живот прямо под огромным железным крестом, который висит над дверью. Я почувствовала теплоту крови, струившейся по моим ногам, острую боль и поняла, что потеряла ребенка. В этот миг я посмотрела на полную луну, потом на железный крест и вспомнила легенды о женщинах, погребенных в склепе. Тех, которых продолжали почитать женщины из аббатства. И тогда все в моей голове сложилось в логическую цепочку. Я была жертвой, как и они. И я лежала перед божьим крестом, плавая в собственной крови, так же как и они.

Костлявые пальцы Матери крепко впились в руки Джоанны, и та поняла, что аббатиса даже не замечает, что причиняет ей боль.

– И тогда я прокляла ее. Поднялся ветер, сильный и свежий, и я прокляла твою бабушку. Мне не следовало этого делать, но в тот момент именно она стояла надо мной.

– Она поступила с вами безжалостно.

– Нет. Это Дункан поступил со мной безжалостно. Только он. В последующие годы я уже не держала зла на твою бабушку. В конце концов, она тоже была жертвой. Он и ее использовал, я знала это, и мучил так же, как и всех остальных женщин.

Слезы безудержно лились из глаз Джоанны, а ее сердце разрывалось в груди.

– Я обратилась к Богу, чтобы он покарал его и ему подобных за вожделение и жестокость. Я прокляла замок Айронкросс, и ветер разносил мои крики и проклятия над теми, кто смотрел на меня. Я призвала Силу. Именно с того момента твоя бабушка возненавидела меня. И с тех пор она боится меня.

Маргарет слегка пошевелилась, но потом снова затихла на своей соломенной подстилке.

– Именно тогда я и стала Матерью.

Когда первые лучи утреннего солнца осветили небо, Джоанна завернулась в плащ и ступила во тьму проходов, начинавшихся за панельной дверью в ее комнате.

Ей нужно было успеть попасть в склеп. Она должна была осмотреть его еще раз.

В прошлом она считала склеп средоточием Зла. Для Джоанны это была грешная земля демонов и их дьявольских ритуалов. Но теперь она осознала, что это место добродетели, святилище, храм, из которого женщины черпали поддержку и где обретали спокойствие духа.

Ей необходимо было прийти туда и ощутить все на себе, посмотреть на него другими глазами, почувствовать открытым сердцем. А еще для того, чтобы уничтожить все следы своих приготовлений. Услышав историю аббатисы, историю, в которой ее собственный дед сыграл роковую роль, Джоанна уже не могла больше обрекать себя на роль судьи и палача Матери.

Прошлой ночью их разговор закончился расспросами Джоанны относительно ритуала. Мать пояснила, что это молитвы, которые сестры использовали для того, чтобы избежать насилия и похоти хозяев их земель. Молитвы! Это было все, что она сказала. Но Джоанна не верила, что молитвы способны убивать людей.

Дело было не в том, что Дункан заслуживал смерти после всех страданий, которые причинил стольким женщинам. Но как тогда объяснить другие смерти – его сыновей, матери Джоанны, а также слуг, которые погибли вместе с ними?

Возможно, сказанное Гэвином раньше было правдой. Проклятие продолжало действовать, но весьма вероятно, что человеческая рука, управлявшая этой силой, не была рукой Матери.

Двигаясь в темноте тоннелей, Джоанна отчаянно надеялась, что все так и есть. После вчерашнего разговора она приняла решение, что никто из Макиннесов никогда больше не посмеет обидеть старую женщину.

Мать уже и так пострадала сверх всякой меры.

Когда они въехали во внутренний двор, луна уже повисла над зубчатыми стенами Оулд Кип. Оставив своего жеребца конюху, Гэвин смотрел на гигантский железный крест, мерцающий в свете факелов над дверью в Оулд Кип, и вновь вспомнил историю, рассказанную старым священником.