Патриция Райс - Грезы наяву

Позже, когда кухарка принесла воды, Эвелин, машинально выполняя привычные движения, все думала, думала… и ничего не могла решить. Эта ночь, как он и говорил, окончательно уничтожит ее репутацию. И теперь не имел значения выбор — продать все или идти в тюрьму. И с Алексом она боролась только из принципа, а не потому, что так сильно хотела этой борьбы. Господи, она ведь совсем не хотела сопротивляться его поцелуям!

И куда заведут ее собственные принципы? Она вздрогнула, услыхав, как за спиной отворилась дверь. Принципы. Она должна помнить о принципах. Она обернулась и стала смотреть на мужчину, который запирал дверь на засов… Мысли разбегались. В его мире не было принципов.

От него запахло мылом, когда он откинул с лица мокрые волосы.

— Вот бы еще взять где-нибудь бритву… — пробормотал он. Эвелин посмотрела на него почти изумленно. Эгоистичный, надменный человек никогда не заботился о том, чтобы нравиться кому-нибудь, кроме себя. И все события сегодняшнего вечера доказывали это. Но почему его вдруг озаботило, что он не брит и выглядит не очень презентабельно, если тут, кроме нее, и нет никого?

Он осторожно запирал дверь, не сводя с нее глаз. Эвелин знала, что капли воды блестят у нее в ямочке между ключицами, где она не успела вытереться. И распахнутый ворот сорочки она не застегнула, только нервно сжимала пальцами края, чувствуя, как его взгляд скользит вниз, стараясь разглядеть под тонкой тканью грудь. А когда он шагнул ближе, ее окатило горячей волной.

— Я куплю тебе кружевных ночных сорочек, чтобы было приятно снимать их. — Пальцы Алекса дрогнули, когда он отвел ее руку от ворота и стал вытаскивать сорочку, заправленную в нижнюю юбку.

— Алекс, пожалуйста… — прошептала она. Но пальцы ее, вместо того чтобы держать свою сорочку, запутались в мягких складках его рубашки.

Когда его широкие ладони, нежно обхватив ее всю, медленно поднялись от талии к самой груди, неистовая волна сладостного возбуждения вдруг поднялась внутри и захлестнула Эвелин. Она еще не испытывала ничего подобного. И не могла смотреть ему в лицо. Но и не отстранилась.

— Я говорил тебе когда-нибудь, что ты очень красива?

Она ощутила его теплое дыхание, когда он склонился и стал целовать ее волосы. Но ладони остались на месте, как бы боясь двинуться дальше. А Эвелин хотелось, чтобы они двигались, чтобы нежно усмиряли смутное томление в отяжелевшей груди. И в то же время не хотела… Она вдруг испугалась, что совсем не знает этого человека. Даже после всех недель знакомства он оставался для нее загадкой. Он давно мог овладеть ею, и для этого не надо быть нежным. Сам говорил, что не отличается терпением, но почему решил не спешить сейчас?

— Вам необязательно говорить слова, которых вы не хотите говорить, — пробормотала она смятенно. — Вы уплывете отсюда с первым кораблем, который придет за вами. Давайте хотя бы в этом будем честными…

Алекс улыбнулся и, минуя искушение ее груди, поднял руки выше, чтобы развязать ленту на волосах. Эвелин собралась с духом и глянула на него. На лице у него была такая мягкая и нежная улыбка, что у нее перехватило дыхание. Когда он улыбался так, то выглядел как ангел. Почему ей казалось, что в этот момент на его лице обязательно будет дьявольская усмешка?

Когда он понял, что Эвелин наблюдает за ним, то поцеловал ее в лоб.

— Честность — не самое главное мое качество, но тебе лгать не собираюсь. Я лгу только по необходимости, а с тобой — какая в этом необходимость?

Напряженные пальцы Эвелин понемногу расслабились и уже ощущали движения мышц на его груди. Он отвел ее волосы назад и посмотрел вопросительно, словно ожидая ответа.

— Никакой необходимости, — согласилась она.

Ему не нужно было шептать ей пошлые комплименты, похотливые любовные слова. Она была готова. Без всяких обещаний.

— Поэтому верь мне, когда я говорю, что ты очень красивая. Мне хотелось распустить твои волосы с той самой минуты, как я тебя увидел. Они похожи на драгоценный, струящийся шелк. Я никогда не чувствовал ничего подобного. — От прикосновения его губ к ее уху холодок пробежал у Эвелин по спине. — Я хочу почувствовать всю тебя, Эвелин. Ты позволишь мне?

Разве у нее был выбор? Но правда заключалась в том, что теперь она позволила бы, даже если бы имела выбор. Сорочка соскользнула с ее плеч и, на мгновение задержавшись в пальцах у Алекса, спала на локти. Эвелин продолжала наблюдать за его лицом, а он смотрел на ее плечи, на почти обнажившуюся грудь. Сорочка у нее была совсем простая, какая и требовалась под дорожное платье. А ей захотелось вдруг, чтобы на ней была белоснежная, тонкая, с целым океаном пышных кружев, чтобы по-настоящему ощутить себя женщиной. Она почти с болью осознала, что и фигура у нее вовсе не такая, как нравится мужчинам, не округлая, с манящими изгибами, а почти девичья. Но на его лице не отразилось никакого разочарования, и Эвелин захотелось еще больше ему понравиться.

— Вот к чему вам пришлось бы возвращаться каждый вечер, женись вы на мне…

Она не смогла удержаться от этих слов. Как бы сильно ни хотела Эвелин, чтобы ее ласкали эти руки, Алекс должен был помнить, что она не уличная девка, которой можно попользоваться и тут же забыть. Если это был ее единственный шанс познать счастье, она хотела воспользоваться им в полной мере, зная, что Алекс хочет ее так же сильно, как она его.

Он коротко рассмеялся, и его руки скользнули к застежкам на ее поясе.

— Не пугай меня так, моя маленькая мучительница. Я достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу… Неужели ты думаешь, что я столько времени терплю все это только ради одного? Согласен, женитьба не входила в мои планы, но ты стоишь этого ожидания. Мы подходим друг другу, даже принимая во внимание разницу во мнениях.

Именно эта разница и заставила Эвелин зажмурить глаза, когда юбка, скользнув по бедрам, упала на пол. Никогда у них не будет ничего общего, кроме этого. Она ощутила, как жгучий стыд заливает ее с головы до ног, когда его руки, лаская, двинулись вниз по бедрам, обхватили ягодицы, натянув тонкую ткань сорочки. Когда он притянул ее, почти вдавив в себя, ей ничего не оставалось, как только ощутить всем животом, что он мужчина. Глаза у Эвелин испуганно распахнулись.

— Тебе нечего бояться, милая. Все совершится само собой, как надо.

Лаская ее словами, он стал целовать Эвелин, но осторожно, как бы нехотя.

Но Эвелин ощутила касания его губ уже как жгучие укусы. Ее руки заскользили по его плечам, притягивая их к себе. Теперь ей было недостаточно нежных, едва ощутимых касаний. То, что все глубже затягивало их в какой-то сладостный омут, требовало чего-то неистового, немедленного, отчаянного. Ощутив язык у себя во рту, Эвелин судорожным движением приникла к Алексу и буквально впилась в его губы, вдруг осознав, что имеет на это право. Его прикосновения жгли огнем, но ей все сильнее хотелось броситься в это пламя, теснее прижаться к его губам, ко всему могучему телу.