Кэтти Эмерсон - Слияние истерзанных сердец

Томазина подумала и решила, что она права. Помолчав, она сказала:

– Мне очень жаль, что ваш муж умер. Он был хорошим человеком.

– Это точно. И я очень по нему тоскую, как Ник по Элис. Однако жизнь не стоит на месте.

У Томазины перехватило дыхание.

– Жена Ника..? Ник овдовел?..

– А ты разве не знала? Да, Томазина. Мой мальчик уже давно живет один. Правда, у него есть прелестная дочурка. Ты любишь детей? Иокаста – добрая девочка.

– Мне мало доводилось с ними бывать. Правда, в Лондоне была одна двенадцатилетняя девочка.

Томазина сама удивилась, ощутив, что соскучилась по Джоанне. Обожание, которым она ее постоянно одаривала, теперь с тоской вспоминалось Томазине, неприветливо встреченной в Кэтшолме.

– Странно, что никто не сказал тебе об Элис.

Марджори сорвала травинку и бездумно высыпала семена на пол.

– Миссис Раундли все время в своей комнате, а Констанс меня не замечает, Вербурга, на которую я очень рассчитывала, – ведь она помогала моей матери, – как-то странно смотрит на меня и побыстрее убегает.

– А Ник?

Томазина не знала, что и сказать. Марджори набрала полный кулак семян фенхеля и стала по одному брать их в рот.

– Девочка, не позволяй ему отпихивать тебя. У Ника доброе сердце и он хороший работник, но сейчас он что-то не то забрал себе в голову. Впрочем, если встаешь в четыре…

– Накормить скотину, вычистить конюшню и позаботиться об упряжи?

Марджори фыркнула.

– И это было. Он часто вспоминает о том времени с печалью. Он родился йоменом, а из него сделали джентльмена.

Томазина опять не знала, что сказать. Она не видела причин смотреть сверху вниз на йомена. Деревенские, если не работали в Кэтшолме, трудились на своих полях с семи часов до обеда, а потом до ужина. В восемь часов ложились спать – часа на два раньше джентри. [4]Неужели после тяжелой работы им не хотелось помечтать? Томазина даже позавидовала им.

– Пойду, – сказала она и посмотрела на дверь в кухню.

– Не надо. Ты здесь гостья, а там хватает рук.

– Не могу бездельничать. Кому-то ведь нужна помощь.

Неожиданно до них донесся голос Ника Кэрриера:

– Болтовня – еще не работа.

Томазина посмотрела на него, ничуть не обиженная его словами.

– Цитируешь Сенеку? – Она была рада, что мать учила ее, вот и пригодилось. – «Ничего нет определеннее того, что зла, коим чревато безделье, можно избежать благодаря упорному труду».

– Если тебе нужна тяжелая работа, могу предложить место вязальщицы снопов.

– Я не умею этого делать.

– Ничего сложного. Идешь за жнецом и вяжешь колосья в снопы. Одна вязальщица у нас обслуживает четырех жнецов. Лучшие убирают до двух акров [5]в день.

Марджори сердито запыхтела и поднялась со скамьи.

– Не шути над девчонкой, Ник Кэрриер. Она всего лишь хотела быть полезной. – Улыбнувшись Томазине, она махнула рукой. – Думаю, тебе найдется дело и в кладовой. Миссис Раундли что-то не видно.

– Я не разбираюсь в травах, – сказала Томазина.

Она вскочила со скамьи, но не подошла к Нику и его матери, которые смотрели на нее, не веря своим ушам, а направилась к изгороди, правда, почти сразу остановилась, вдохнув аромат трав, с помощью которых можно бороться с любым ядом.

– Но Лавиния…

Марджори смутилась, и в то же время ее глаза зажглись любопытством.

– Я не разбираюсь в травах, – повторила Томазина, с отвращением глядя на цветы, которые даже она знала, как применить. Куст был высоким, почти до пояса, и белел на фоне темной изгороди. Она медленно повернулась, чтобы увидеть сомнение в глазах Ника. – Не путайте меня с моей матерью. Я совсем не такая.

Он опустил голову.

– Не мое дело искать тебе работу, – сказал ей Ник, – разве только миссис Раундли решит, что ты здесь не гостья, а служанка.

Томазина выпалила, не подумав:

– Она здесь хозяйка, да? По правде говоря, я этого не заметила!

– Тебе требуются доказательства?

– Должна же она иногда показываться людям! Она что, следит за тем, как пекут хлеб или варят пиво? Может быть, присматривает, как делают свечи?

– Ты позволяешь себе резкие замечания…

– Я не слепая и не глухая! Всем занимается Ник Кэрриер… если в его дела не вмешивается господин Ричард Лэтам.

Томазина совсем забыла о Марджори и смотрела прямо в глаза Ника. Он тоже не сводил с нее глаз.

Томазина почувствовала, как румянец заливает ей щеки, и отвернулась. Что бы это значило? Ник очень красив, но ясно, как день, что он ее терпеть не может.

Ник же сделал вид, что ему наплевать на Томазину.

– Я слышал, матушка, что вы закончили. Пообедаете со мной?

– Если хочешь, и если с нами пообедает Томазина.

– Если мисс Стрэнджейс гостья, а я должен признать это, то она будет обедать с хозяевами.

Марджори тяжело вздохнула и повернулась спиной к сыну.

– Я его таким грубым не воспитывала. Прости его, Томазина, ради меня.

– Не стоит вам из-за меня ссориться.

Марджори спрятала улыбку.

– Когда Фрэнсис Раундли и ее дочь, а также Ричард Лэтам с братом обедают в большой зале, а Ник и юный Генри Редих, секретарь Ричарда Лэтама, занимают гостиную. Все остальные – служанки, конюхи, садовники – едят в кухне.

– Я тоже пообедаю в кухне.

– Твоя мать садилась за стол вместе с хозяевами, – сказал Ник.

– Почему? Она ведь была всего-навсего гувернанткой.

– Иди в залу, Томазина. По крайней мере сегодня твое место там. Майлс Лэтам с удовольствием тебя проводит.

Ник как-то странно произнес последнюю фразу, и даже выражение его лица изменилось. Томазина нахмурилась.

– Я уже видела брата господина Лэтама. Какой-то шут гороховый. Я предпочитаю беседовать с миссис Марджори.

Ник ничего не успел сказать.

– Тогда пойдем ко мне, я тебя приглашаю, – заявила Марджори. – Тебе нравилось бывать в моем доме, когда ты была маленькой. Я тебя познакомлю…

– Матушка!

– Хочешь, чтобы мы обе присоединились к тебе в гостиной? Как скажешь, сынок. – Покончив на этом со спорами, Марджори Кэрриер заговорила с Томазиной и повела ее из сада. – А ты уже познакомилась с господином Редихом? Он – младший сын джентльмена, и о нем очень хорошо отзываются…

В воскресенье был день Святого Варфоломея. Марджори Кэрриер с особой тщательностью одела внучку и расчесала ее длинные золотистые волосы, после чего наказала ей вести себя в церкви смирно.

– Почему?

– Потому что я хочу тобой гордиться, Иокаста.

– Почему?

«Потому что я хочу, чтобы мисс Томазина Стрэнджейс полюбила хорошую, послушную девочку».

Марджори не произнесла это вслух, боясь, как бы малышка не повторила ее слов во всеуслышание. Тем не менее Марджори Кэрриер уже начала мечтать о свадьбе. Совершенно очевидно, что они любят друг друга. А иначе зачем им чуть ли не вцепляться друг другу в горло?