Люси Монтгомери - Голубой замок

«Однажды утром его найдут мертвым – он упадет под копыта своей лошади и будет затоптан насмерть», – заверила кузина Стиклз.

Валенси, разумеется, промолчала, но про себя подумала, не были ли периодические пьянки Ревущего Абеля тщетным протестом против бедности, тяжелого труда и монотонности жизни. Она погружалась в мечты о Голубом Замке. Ревущий Абель, не имея воображения, не мог этого сделать. Его побеги из реальности должны были быть конкретными. Поэтому сегодня она помахала ему рукой с внезапным дружеским чувством, а он, не настолько пьяный, чтобы потерять способность удивляться, чуть не свалился от изумления с седла.

К этому моменту они достигли Кленового бульвара и дома дяди Герберта, большого претенциозного здания, украшенного бессмысленными эркерами и вычурными балконами. Дом, похожий на глупого, преуспевающего, самодовольного человека с бородавками на лице.

«Это не дом, – важно заметила Валенси, – а просто кощунство».

Миссис Фредерик содрогнулась до глубины души. Что такое сказала Валенси? Богохульство? Или просто какую-то чушь? Трясущимися руками она сняла шляпу в комнате для гостей и сделала еще одну слабую попытку предотвратить катастрофу. Она задержала Валенси, пока кузина Стиклз спускалась вниз.

«Попробуй не забывать, что ты леди», – умоляющим голосом попросила она.

«О, если бы была хоть какая-то надежда забыть об этом!» – устало ответила Валенси.

Миссис Фредерик подумала, что не заслужила такого от Провидения.

«Благослови эту пищу, что мы едим, и благослови нас на служение Тебе», – торопливо сказал дядя Герберт. Тетя Веллингтон нахмурилась. Она всегда считала молитвы Герберта слишком короткими и «легкомысленными». Молитва, чтобы быть молитвой, должна, по мнению тети Веллингтон, продолжаться по меньшей мере минуты три и произноситься выспренним тоном, чем-то меж стоном и речью. В знак протеста она держала голову склоненной чуть дольше, чем все остальные. Когда она позволила себе выпрямиться, то увидела, что Валенси смотрит на нее. Позже тетя Веллингтон утверждала, что именно в тот момент поняла, что с Валенси что-то не так. В ее странных раскосых глазах – «мы должны были подозревать, что у девушки с такими глазами есть какой-то изъян » – мерцали насмешка и удовольствие, словно Валенси смеялась над нею . Разумеется, такое было бы невероятно. Тетя Веллингтон тотчас отбросила эту мысль прочь. Валенси развлекалась. Никогда прежде семейное собрание не доставляло ей столько удовольствия. На приемах, как и в детских играх, она всегда была лишь «дополнением». В семействе ее считали слишком скучной. Она не владела никакими светскими уловками. Более того, привычка искать укрытия от скуки семейных вечеринок в своем Голубом замке вела к рассеянности, что укрепляло ее репутацию тусклой и пустой особы.

«В ней отсутствует светское обаяние», – раз и навсегда постановила тетя Веллингтон. Никто бы и не подумал, что Валенси просто-напросто немела в их присутствии, оттого что боялась их. Но больше она не боялась. Кандалы спали с ее души. Она была готова высказаться, если представится случай. И она позволила себе такую свободу мысли, на какую прежде никогда бы не осмелилась. Она действовала с тем же шальным внутренним торжеством, с каким дядя Герберт разрезал индейку. Дядя Герберт взглянул на Валенси во второй раз за день. Будучи мужчиной, он не понял, что она сотворила со своими волосами, но, к собственному удивлению, подумал, что Досс не так уж дурна, и положил добавку белого мяса в ее тарелку.

«Какой гриб самый опасный для красоты юной леди?» – провозгласил дядя Бенджамин, чтобы начать разговор – «чуть расслабиться», – как он говорил.

Валенси, чьей обязанностью было спросить: «И какой же?», промолчала, поэтому дяде Бенджамину пришлось выдержать паузу, ответить «грусть» 8 8 Загадка построена на игре слов – груздь и грусть (в оригинале – time (время) и thyme (тимьян) – омофоны, то есть имеют одинаковое звучание). и понять, что загадка провалилась. Он возмущенно взглянул на Валенси, которая никогда прежде его не подводила, но та, казалось, даже не заметила этого. Она оглядывалась вокруг, безжалостно изучая участников тоскливого собрания существ разумных, и забавлялась, с беспристрастной улыбкой наблюдая за их мелкой суетой. Этих людей она всегда почитала и боялась. Теперь она смотрела на них другими глазами.

Крупная, не лишенная способностей, высокомерная многословная тетя Милдред всегда считала себя самой умной в семье; своего мужа – чуть ли не ангелом, а детей – диковинами. Разве не у ее сына, Говарда, уже в одиннадцать месяцев прорезались все зубы? И не она ли могла дать наилучший совет насчет всего на свете, от приготовления грибов до ловли змей? Но как же она была скучна! И какие ужасные родинки у нее на лице!

Кузина Глэдис, которая всегда восхваляла своего сына – того, что умер молодым, и всегда ссорилась с тем, который был жив. Она страдала от неврита или от того, что называла невритом. Он передвигался от одной части ее тела к другой. Он был весьма удобен. Если кто-то хотел, чтобы она куда-нибудь сходила, неврит настигал ее ноги. А едва требовались какие-то умственные усилия, неврит тотчас посещал ее голову. «Вы же не можете думать

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь и далее каламбуры дяди Бенджамина.

What is the difference between Doss and a mouse? – "The mouse wishes to harm the cheese and Doss wishes to charm the he's."

Данный основан на игре слов: harm the cheese – charm the he's.

Банко – генерал, реальное лицо и герой трагедии Шекспира "Макбет". Призрак убитого Макбетом Банко появляется на его пиру.

Керамика британской фабрики Wedgwood почти два с половиной столетия считается эталоном качества. Ее лучшие образцы – фарфор и фаянс элегантной формы с тончайшими стенками и строгим рисунком – признаны подлинными произведениями искусства. История веджвудского фарфора началась в 1759 году, когда потомственный английский керамист Джозайя Веджвуд открыл собственную фабрику.

Загадка дяди Бенджамина основана на игре слов «Mirage and marriage.» Валенси поправляет его: «M-i-r-a-g-e is pronounced mirazh».