Наталья Ратобор - Царствуй во мне

Та не тронулась с места, не понимая. Шевцов решил, что она не согласна.

– Ну, будь по-твоему. Счастья тебе.

Шевцов повернулся – и тут Илона, подскочив, схватила его за рукав, с жаром пытаясь втолковать что-то на немыслимой тарабарщине.

– Рома, не похоже, что девушка передумала.

– Почтенный, хор решил не выдавать ее за тебя. У тебя русская жена, да и сам ты гадже. Цыганка не пойдет за тебя.

– Не вам решать, куда она пойдет. Не имеете права удерживать женщину против ее воли.

– У нее паспорта нет, у вас будут большие неприятности.

– Посмотрим.

– Негоже так гостям себя вести.

– Негоже контрабандой промышлять, – Шевцов указал на голландские гобелены. – И уверен, жандармам еще будет чем заняться в вашем доме.

– Жандармы наши люди.

– Вашего околотка – возможно. Но не нашего ведомства.

– Почтенный, зачем так расстраиваться. Если уж она тебе так мила – забирай девушку. Ей была оказана честь состоять в нашей хоровой семье. А не хочет – пусть ступает с миром. Но ты загубишь ее талант! Ей нужно петь.

– Разберемся. Илона, пошли.

– Почтенный, выкуп отдай.

– Когда бы сразу да по-хорошему – получили бы до копейки. А как вы дело нечестно повернули, бессмысленно продолжать дискуссию.

– Нехорошо так, господин офицер. Ты слово чести давал.

– Давал слово, что Илону не трону и не обижу. Мое слово в силе. Прощайте.

Офицеры вывели девушку на улицу, посадили в кибитку. Валерий велел извозчику опустить верх. Поехали на квартиру Дружн о го, там Илону отправили переодеться. Стали думать, что делать дальше. Полное отсутствие документов весомо осложняло ситуацию.

– Шевцов, а ну как попробовать фальшивые документы… У тех же цыган. У меня есть кое-какие знакомства.

– Ты в своем уме? Может, ты с ними еще и контрабандой промышляешь?

Дружн о й смиренно потупился.

– Не хочешь – не надо. У тебя есть лучшие предложения?

– Придется обращаться к отцу… Помнится, у него оставались стародавние связи в жандармерии. Не знаю, в силе ли они.

– И пожелает ли твой папенька вмешаться в историю.

– Серж, я знаю отца. Он никогда не отступался при необходимости протянуть руку в нужде.

– Лер, неужели ты и вправду был готов отдать за девчонку чертову сумму, загнавши себя в долги? Или – блефовал?

– Да, пожалуй, вот только цыгане сильно разозлили.

– Шевцов, ты рыцарством захворал? Не могу поверить, что речь идет о дикой цыганке.

– Дружн о й, в тебе говорит снобизм.

– Так что, идеалист, все люди братья?

– Мне и среди русских куда как не все братья. Братство не национальностью меряется.

Доставив девушку к отцу в особняк, Шевцов столкнулся с новой трудностью. Илона ни в какую не соглашалась подняться в приготовленную для нее девичью на втором этаже, бывшую комнату Сонечки. Сколько оба Шевцовых и горничная ни бились, пересилить упрямую цыганку не удалось. Нужно было найти переводчика.

Трудно вообразить, каково было в малом городке в предместьях Санкт-Петербурга сыскать знатока венгерского языка. Валерьян Валерьевич обошел прихожан и выяснил, что в прилегающем сельце снимает дачу бывший цирковой гимнаст, уроженец Закарпатья. По безвыходности решили попытать счастья. Послали пролетку. Располневший на покое артист с охотой прибыл и действительно сумел объясниться с норовистой туземкой.

Почесав мохнатую голову, господин Орос передал озадаченным домочадцам:

– Она не может подняться на второй этаж.

– Что за блажь?

– Боится осквернить дом.

– Переведи: у нас другие порядки. И коль скоро она поехала со мной, пусть перенимает правила нашего мира.

Девочка по-прежнему цеплялась мертвой хваткой за перила.

– Поняла ли она?

– Поняла. Но строптива.

Шевцову прискучили бесплодные разъяснения. Взяв руки Илоны в свои, он медленно разжал ее пальцы. Илона смотрела Шевцову в глаза с доверчивым обожанием, все еще сопротивляясь по инерции. Подхватил на руки обмякшую девчонку – и понес наверх. Занеся в горницу, усадил на кровати. Илона не давала ему разогнуться, обхватив шею руками.

– Илоночка… пусти. Ты здесь будешь жить. Обживайся.

Илона еще крепче ухватилась за Валерия, бормоча непонятные тревожные слова.

Шевцов оперся коленом на кровать:

– Девочка, знаю, что тебе страшно. Ничего, все пройдет. Ничего.

– Ничего… – эхом откликнулась девушка.

– Вот и славно… Пусти, моя хорошая.

Илона разжала руки.

– Скоро ужин подадут. Покажу, как нужно за столом сидеть. Не робей, девочка.

Томным лиловым августовским вечером, одним из последних в остывающем Петербурге, Шевцов запросил аудиенции у Шаляпина: Большой театр давал на сцене Мариинского «Фауста». Ему отказали – певец устал и занят был чрезвычайно.

Тогда Шевцов, потеревшись среди артистов труппы и разведав, каковы вкусы и предпочтения певца, отправил Шаляпину невообразимых размеров корзину его любимых махровых сиреневых роз, с сопровождающим письмом: «Глубокоуважаемый Федор Иванович! Ваше искусство призвано пробуждать человеколюбивые движения души ценителей Вашего таланта. Позвольте выразить уверенность в том, что Вы, как самобытный выходец из крестьянской семьи, выпестованный щедростью благодетелей, разглядевших Ваш творческий гений, не преминете признать природные способности обездоленной, но несомненно одаренной молодой особы. Во имя Ваших учителей и радетелей прибегаю к Вашему покровительству и великодушию. Все, о чем смею просить, – уделите полчаса Вашего драгоценного времени, чтобы распознать Богом посланный талант. Закапывать оный возбранено и Создателем».

Шевцов ждал недолго: в фойе вбежал суматошный, встрепанный человек в поношенном фраке:

– Господин Шевцов? Поднимитесь, вас ожидают.

Шевцов подал знак предупрежденному и задобренному швейцару, и в фойе пожаловал благопристойного вида господин Дружн о й, под руку с маленькой оробелой смуглянкой, наряженной небогато, по-мещански.

Крупнотелый Федор Иванович приветливо подал руку Шевцову, осведомившись об имени и звании. Шевцов коротко представился и рассказал предысторию визита.

– Удивительно. Подлинно удивительно. Ну что ж… Попробуем…

Шевцов дал знак Илоне приблизиться к инструменту. Догадливая девушка скоро сообразила, что от нее требовалось. Шевцов и Дружн о й, переговариваясь, спустились в фойе. Против ожидания, прослушивание продолжалось более часа. Шевцов уже стал беспокоиться, когда господин Шаляпин сам изволил подойти к молодым людям:

– Валерий Валерьянович, миленький. Голос, конечно, исключительный, да ведь она неграмотная. И по-русски – ни-ни.