Анна О’Брайен - Запретная королева

Я в очередной раз содрогнулась всем телом, с головы до пят.

– Не нужно так дрожать, – шепнул мне Генрих, когда епископ переводил дыхание. – Вам нечего бояться.

– Конечно, – с благодарностью за поддержку шепнула я в ответ; мне было приятно, что Генрих улыбнулся.

Какой он деликатный, подумала я. Разумеется, он должен понимать, что юная девушка, воспитанная в монастыре, трепещет в такой обстановке от благоговейного страха.

Епископ взглянул на нас, а затем, повернувшись к Генриху, торжественным голосом произнес:

– Vis accipere Katherine, hic praesentem in tuam legitiman uxorem juxta ritum sanctae matris Ecclesiae ? [12] Хочешь ли ты взять присутствующую здесь Екатерину в законные жены согласно обряду Пресвятой Богородицы? ( лат .)

– Volo [13] Хочу ( лат .). .

Генрих ответил мгновенно, не колеблясь ни на миг; но любящего или хотя бы благосклонного взгляда в знак признания нашего союза не последовало. Глядя прямо перед собой, точно всматриваясь в наступающую вражескую армию, появившуюся из-за холма, и по-прежнему крепко сжимая мою руку, английский король ответил так решительно и громко, что это слово взмыло к высоким сводам храма у нас над головой и вернулось, отразившись тысячекратным эхом:

– Volo, volo, volo, volo …

Сначала по рукам, а потом и по спине у меня побежали мурашки. Генрих выглядел гордо, как хищник, как орел, а его ответ прозвучал как заявление о праве собственности – как на меня, так и на его новое приобретение – Францию.

К горлу подкатил комок, и я с трудом сглотнула. Во рту мучительно пересохло, и я испугалась, что из-за этого не смогу ничего сказать, когда придет мой черед отвечать; мысли не стояли на месте, а порхали вокруг неопределенных и сбивающих с толку нюансов моего замужества, словно только что родившиеся бабочки на едва обсохших крылышках.

Моим приданым была королевская корона Валуа. Таким образом, Генрих становился наследником престола Франции. Право на французский трон перейдет к нашему – моему и Генриха – отпрыску как к законному правопреемнику в бессрочное владение. Меня подали королю Англии, как изысканное угощение на золотом блюде, с Французским королевством в придачу. Моя принадлежность к династии Валуа стоила для него больше, чем выкуп за взятого в плен вражеского короля.

Бабочки, порхающие в моей голове, на короткое время приземлились, и я взглянула на Генриха. Даже он, известный мастер ведения жестких переговоров, не смог скрыть торжествующего выражения победителя, когда отвечал на заданный священником вопрос.

Епископ ободряюще взглянул на меня и прокашлялся. Он что, уже обращается ко мне? Я заставила себя сосредоточиться. Скоро все закончится, и через каких-то полчаса я стану женой Генриха…

– Vis accipere Henry, hic praesentem in tuum legitiman maritim juxta ritum sanctae matris Ecclesiae? [14] Хочешь ли ты взять присутствующего здесь Генриха в законные мужья согласно обряду Пресвятой Богородицы? ( лат .)

Я провела языком по пересохшим губам.

– Volo .

Мой ответ был не таким звонким, как у Генриха, но все равно достаточно четким. Я не стыдилась себя и решения, принятого от моего имени. Многие французские аристократы были против того, чтобы это произошло. Когда моя мать одной фразой предложила англичанам и меня, и корону Франции, при дворе Валуа поднялся громкий ропот. Но чтобы сохранить лицо, чтобы как-то смягчить позор низложения правящего короля, моему отцу позволено было носить корону до конца жизни. Для некоторых это выглядело подачкой, довольно скудной.

К кульминации этой непростой политической договоренности меня вернул торжествующе звучащий голос епископа:

– Ego conjungo vos in matrimonium. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen [15] Соединяю вас узами брака. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь ( лат .). .

Все было кончено. Мы с Генрихом официально стали супругами. Тут же раздались хвалебные песни, исполняемые музыкантами и певцами, которых, одарив щедрой платой, свозили сюда со всей Англии, но когда мы повернулись лицом к собравшимся, тучи снаружи внезапно сгустились и в огромное западное окно храма громко застучали крупные капли дождя.

Я вздрогнула, отказываясь признавать в этом дурное предзнаменование. Генрих, вероятно, желавший побыстрее закончить церемонию, нетерпеливо сжал мою руку еще крепче, и я украдкой взглянула на него из-под вуали. Нет, подумала я, это не орел. Это лев или леопард, как один из тех, что красовались у него на груди. Генрих сиял, что было вполне понятно. Для него это был триумф, не менее значительный, чем победа в битве при Азенкуре, а я была наградой, военным трофеем, дававшим Генриху все то, на что он надеялся.

Но война, конечно, будет продолжаться. Мой брат Карл, дофин, и его соратники никогда не встанут на колени. Понимает ли это мой новый супруг? Я была уверена, что понимает, но в данный момент Генрих, стоя с гордо поднятой головой, выглядел так, будто уже владел всем миром. Я, его желанная невеста, не была центральной фигурой на этом ярком историческом гобелене. Центром внимания для всех присутствующих был Генрих, и так в нашем браке будет всегда.

– Вы снова дрожите, – тихо сказал он мне.

Я нервничала, напряжение внутри меня нарастало. Я не ожидала, что Генрих заговорит со мной, пока он вел меня по широкому проходу между скамьями к большой двери в западном крыле церкви; взгляд его скользил по рядам гостей, словно искал слабину в боевых порядках противника на поле битвы.

– Нет, – ответила я и попыталась напрячь мышцы и успокоить дыхание; ничего не вышло. – Да, – с сокрушенным вздохом призналась я: так или иначе, Генрих все равно знал, что я его обманываю.

– Вы боитесь? – спросил он.

– Нет, – снова солгала я.

– Не стóит. Все это очень скоро закончится.

От этих слов мой страх десятикратно усилился, ведь после всего этого мне предстояло остаться с ним наедине.

– Я просто замерзла, – сказала я.

В этот миг через окно справа от нас, словно благословение Господне, в храм ворвался яркий золотой луч солнца, пробившийся сквозь просвет в тучах. Золотая цепь с драгоценными камнями на шее Генриха словно вспыхнула огнем. Казалось, что леопарды на его вздымающейся во время дыхания груди напрягают свои золотые мускулы; его черные волосы блестели, как шкура породистого жеребца. Отблески света на складках моей вуали не шли ни в какое сравнение с этой красотой.

Генрих был великолепен, и я поймала себя на том, что инстинктивно вцепилась в его руку, как рыцарь, сжимающий рукоять спасительного меча. Угадав мой страх по выражению моего лица и судорожно сжавшимся пальцам, король успокаивающе мне улыбнулся, и напряжение отпустило – мне стало легче.

– Кубок вина согреет вас. – Жесткие черты его лица смягчились. – Наконец-то дело сделано, – сказал Генрих, поднося мои пальцы к губам. – Отныне, Екатерина, вы моя жена и королева – поздравляю вас. Самому Господу было угодно, чтобы мы были вместе. – С этими словами он поцеловал меня в губы прямо посреди церкви, на глазах у всех. – Вы сделали меня счастливейшим из смертных на всем белом свете.