Наталия Полянская - Игра отражений

Со временем все более сильное беспокойство овладевало Рангхиль. Ее хитроумие было бессильно против упрямства брата, и если бы он уродился таким же хитрым, как она, то непременно переиграл бы ее. Сейчас она следила за ним, как птица за птенцом, собирающимся в свой первый длительный перелет на юг. Рангхиль остро жалела, что ни отца, ни матери нет в живых. Они бы смогли рассудить, как надо. Они бы смогли убедить Роалля парой слов, а не бесконечными уговорами и повторением причин. Ранди не помнила матери, однако достаточно знала о ней, чтобы стараться походить на нее. И как жаль, что ее нет. Никакую другую женщину мужчина так не послушает, но у матерей есть священная сила и право говорить с сыновьями. А сестры – они почти равны. Почти.

Вороны прыгали по замковой стене, дрались, и длинные перья на концах их крыльев были похожи на растопыренные пальцы. Рангхиль смотрела на птичьи забавы так, как будто это было самое важное зрелище в мире. С холмов пришел ровный ветер, он трепал флаг над воротами, едва видный отсюда. Вороны каркали, наскакивали друг на друга, тонкие черные лапы скользили по камням и цеплялись крохотными коготками. Птицы танцевали, как люди.

– Госпожа, – Альва, как обычно, вошла бесшумно; только вот, против обыкновения, в голосе ее слышалось волнение. – Они показались на дороге. Йохан увидел их с башни замка и послал сказать вам, а сам пошел к господину.

– И что господин?

– Он приказал седлать коня, госпожа.

Так она и думала! Рангхиль стиснула кулаки и сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Роалль задумал сбежать, но будь она проклята, если это допустит.

– Спасибо, Альва. Жди меня здесь.

Она почти бегом спустилась по лестнице и застала брата в дверях, ведущих из длинного зала во двор; там уже раздавалось цоканье копыт, понукание конюха, не всегда умевшего совладать с норовистым Роаллевым жеребцом. Хорошо, что вокруг никого не было: женщины заняты стиркой, а почти всех воинов Хальдор увел на охоту. Оставшиеся в замке – четверо суровых вояк – уже стояли в полном вооружении наготове, чтобы сопровождать Роалля.

– Ты куда-то собрался, брат? Наши гости скоро прибудут.

Роалль нервно оглянулся. Сейчас он вовсе не был похож на воителя и хозяина замка, а смахивал на мальчишку, застигнутого за кражей яблок.

– Ранди…

– Ты не можешь уехать. – Она остановилась напротив, стараясь перегородить ему путь к выходу. – Роалль, мы ведь решили все. Одумайся.

– Ранди, милая, я одумался! Потому и уезжаю. Я не смогу это сделать. Нет, так неправильно, и именно это подсказывает мне и сердце, и разум.

– Разум? Твой разум был согласен со мной еще совсем недавно. Сердце? Оно подчиняется разуму, и так ты сам говорил мне. Чем это назвать, как не трусостью?

Она понимала, что зря обвиняет брата, но стоило задержать его любой ценой.

Роалль вспыхнул.

– Я не трус. Но ты не можешь мне приказать, а я не хочу подчиниться. Твоя затея с самого начала не пришлась мне по душе, и ты это помнишь. Я не желаю становиться центром обмана и интриг, пусть даже это обойдется мне дорого.

– И что же мы скажем Олдхамам?

– Ты скажешь, сестренка, – он обошел ее и легко сбежал по ступенькам во двор. – У тебя лисий язык, Ранди, пусть он послужит нам немного.

– Я в последний раз заклинаю тебя…

Но он уже сел верхом и развернул коня.

– Я не стану лгать, и я не хочу всего этого. Потому я уезжаю. Это была твоя затея, Рангхиль, тебе с нею и справляться… Эй, парень! Открой-ка мне калитку.

– Будь уверен, я справлюсь, – пробормотала девушка, развернулась и пошла обратно. В длинном зале она столкнулась с Йоханом.

– Что же, ворота гостям открывать, госпожа? – сумрачно поинтересовался он. Видать, разделяет взгляды господина и не хочет впускать сюда саксов.

– Да, открывай, Йохан, – безмятежно ответствовала Рангхиль. – И если я не успею спуститься первой, скажи им, что господин Миккельсен сейчас придет, дабы приветствовать их.

Йохан ничего не ответил на данное заявление, лишь проводил госпожу долгим взглядом и тяжелым вздохом. «Все вокруг меня повадились тяжко вздыхать, – думала Рангхиль, поспешно шагая в свою комнату. – Всем не нравится то, что я делаю. Но ведь иного пути нет!»

Альва терпеливо ждала госпожу.

– Достань ту одежду, что хранится в сундуке со львом, – велела ей Рангхиль, и служанка понимающе кивнула.

Гости въезжали в ворота уже спустя несколько минут. Впереди шли два знаменосца, за ними верхом ехал сосед, а далее, в крытой повозке, – его родственница. Ранди видела их из окна комнаты, пока Альва помогала с переодеванием. Йохан, встречающий гостей, поклонился, пригласил их в длинный зал. Все, пора.

Рангхиль повела плечами, привыкая. Она давно этого не делала, и нужно было бы вспомнить как следует, однако времени не оставалось. Девушка вышла из комнаты, медленно спустилась по лестнице и вышла в длинный зал. Гости повернулись к ней. Она неторопливо, красиво поклонилась им.

– Добро пожаловать в наш дом, тэн Кенельм и вы, прекрасная госпожа. Я тэн Роалль Миккельсен, и я счастлив, что вы почтили мой дом своим присутствием.

Ранди смотрела только на Кенельма, хотя в зале находились и другие люди, слуги. Тем не менее, только Кенельм Олдхам мог бы разоблачить ее: люди Роалля, ее люди, никогда бы не подвели хозяйку. Конечно, на мгновение повисла странная тишина, но гости, Олдхам и его подопечная, ничего не заметили. Кенельм согнулся в ответном поклоне, Этель тоже склонила голову. Что ж, следует признать, что юная дева недурна собой, совсем недурна. Даже можно сказать, что она красотка – насколько вообще бледные английские девушки, хрупкие и низкорослые, могут быть красивы. Волосы Этель, тщательно убранные под бархатную шапочку с вуалью, были светлыми, но все же недостаточно, словно природа так и не смогла решить, быть ей блондинкой или всего лишь светло-русой. Огромные глаза – серые, как зимнее небо, взгляд – ясный и безмятежный. Рангхиль подумала, что если бы ее попросили описать Этель одним словом, то это было бы «спокойная». Девушка была юна, но держалась с удивительным достоинством и безмятежностью, словно мир вокруг являлся сном, едва касающимся границ ее разума и чувств. Уж не блаженная ли эта Этель? И не потому ли ее отправили в монастырь?

– Счастлив, что вы так быстро откликнулись на мое послание, – Рангхиль пришлось вживаться в роль буквально на ходу. Сложнее всего оказалось говорить низким голосом, все же с тех пор, как она последний раз изображала брата, прошло уже лет пять, если не больше. Но, кажется, гости ничего странного не заметили. А если и заметят, можно списать это на акцент: по-саксонски Рангхиль говорила хоть и чисто, однако все-таки чувствовалось, что это не родной ее язык. Если Кенельм и понял бы датский, то Этель – вряд ли: в монастырях очень мало данов, только саксы, да и те большинство фраз бормочут на латыни.