Мэри Спенсер - Обет любви

– Стало быть, именно поэтому ты никогда не говорил со мной о нем? – тихо спросил Эрик. Умоляющее выражение в его глазах ясно говорило о том, какой ответ он жаждет услышать. – Даже когда ты видел, как я отчаянно мечтаю услышать хоть что-нибудь о моих родителях?

– А что я мог тебе сказать? – рявкнул Гэрин. – Что ублюдок, породивший тебя, негодяй из негодяев во всей Англии? Да, я знал, что своим появлением на свет ты обязан Равинету, но, бросив тебя умирать, он оборвал все связи между ним и тобой! Клянусь, я даже никогда не думал о нем как о твоем отце! И мое молчание, Эрик, поверь, не было ложью. По воле Господа ты стал мне сыном, мне и твоей матери. Это он дал нам тебя, как дал Джеймса и Жофре, Алерика и Лилиор! Равинет не имеет никаких прав на тебя ни по Божьему закону, ни по человеческому! Ты наш, ты принадлежишь только нам, мне и твоей матери! Говорю тебе, сын… нет, клянусь тебе, попадись он мне на глаза хоть один-единственный раз за все эти годы, и я убил бы его, убил бы собственными руками, как паршивого пса! И не за то, что он есть, а за то, что он посмел сделать с тобой, моим сыном! И ни одно живое существо на свете не посмело бы осудить меня!

Неистовый гнев отца немного смягчил мучительную боль, сжимавшую сердце Эрика. И все же было еще кое-что, не дававшее ему покоя.

– Но я… я так похож на него. Я смотрел на него и видел собственное лицо.

Гэрин видел, какое страдание плескалось в потемневших глазах сына, и ярость его вмиг улетучилась. Он снова сел и, подперев голову обеими руками, взглянул Эрику прямо в глаза. Теперь голос его звучал с ласковой твердостью:

– Эрик, Равинет сеял свое семя случайно, как животное, и ты для него не больше чем один из многих несчастных, обреченных им на смерть. Негодяй обесчестил бедную девушку, и этот миг, когда он пролил свое семя, – единственное, что связывало вас. Жаль, конечно, что ты унаследовал его облик, но ведь даже олененок рождается того же цвета, что и его отец. Вот все, что соединяет вас… такая малость… не знаю, стоит ли даже думать об этом! Да, верно, ты и в самом деле очень похож на него, но если Равинетом всегда правило зло, то в твоем характере я с детства видел лишь доброту и благородство. Поэтому, сынок, никто никогда не сможет назвать тебя его сыном. Нет, ты наш с матерью! Да разве ты не слышал, как она говорила, что ты, с твоей смуглой кожей и темными волосами, больше других детей похож на нее? За все эти годы она и сама искренне поверила в свое утверждение, будто и вправду произвела тебя на свет. Если ты вдруг начнешь все отрицать, это разобьет ей сердце! В ее словах кроется нечто куда более драгоценное, сынок, чем все то, что досталось тебе в наследство от Равинета.

– Разве никто никогда не подозревал, что я его сын? – с надеждой спросил Эрик.

Гэрин покачал головой:

– Ни одна душа, клянусь тебе! Может, кому-нибудь это и приходило в голову, ручаться не могу. Но никто никогда даже словом не обмолвился об этом ни при мне, ни при твоей матери. Да разве кто-нибудь когда-то относился к тебе иначе, как к нашему сыну? Вспомни, Эрик! Разве кто-то относился к тебе не так, как к Алерику или Жофре? Или Джеймсу?

– Нет, – признался Эрик.

– И все же что-то грызет твою душу, – сказал Гэрин. – Как же все-таки Равинету удалось лишить тебя покоя?

– Он сказал, что ты просто терпел меня… вначале взял меня в дом как игрушку, желая унизить его самого, а потом держал у себя все эти годы, забавляясь в душе: еще бы, сына Равинета все считали твоим собственным. По его словам, ты не мог не знать, кто мой настоящий отец, но молчал… Молчал, потому что мог унизить его, превратив его сына в дрессированную обезьяну, в шута, в слугу! А сам в душе смеялся над ним! И над моей искренней преданностью и любовью. – Эрик украдкой бросил взгляд на отца. – Я не поверил ему, не поверил ни единому его слову. Слишком часто я ощущал твою любовь, чтобы поверить этому негодяю. Ты всегда растил меня как собственного сына. Клянусь всем, что для меня свято, – я ни на секунду не усомнился в тебе. Но вот что не дает мне покоя… Почему ты все же не рассказал мне об этом давным-давно? Почему, отец?

Глаза Гэрина сузились.

– Он называл тебя своим сыном, Эрик? Он говорил, что ты его сын? Скажи мне!

Никогда прежде Эрику не доводилось видеть такого выражения на обычно невозмутимом лице отца.

– Да, – тихо ответил он.

Дыхание со свистом вырвалось из груди Гэрина. Он ждал этих слов долгие годы, с того самого дня, когда подобрал в лесу брошенного голодного младенца.

И теперь лицо его прояснилось, будто гора свалилась с плеч. Теперь он знал, как ему следует поступить. Он сделает это немедленно, сегодня же. Но прежде чем он выполнит свой долг, надо облегчить душу сыну.

А Эрик в это время с тревогой следил за ним, не понимая, что происходит с отцом, и гадал, уж не рассердился ли он. В отличие от Жофре, который с детства мог ляпнуть первое, что пришло в голову, Эрик всегда заботился о чувствах близких ему людей, особенно родных. И эта деликатность, неожиданная в таком могучем и беспощадном человеке, как его сын, всегда изумляла Гэрина. Как ни странно, этот великан мог быть кротким, точно ягненок.

И Гэрин с трудом заставил себя улыбнуться, хотя сейчас ему меньше всего на свете хотелось делать это.

– Все в порядке, сынок. Не важно, что сказал Равинет. Этот человек лгал с самого рождения и останется лжецом до последнего вздоха. Я просто рад, что ты по-прежнему веришь мне, как прежде, и ни на минуту не усомнился во мне. Жаль, что тебе пришлось выслушать все эти грязные домыслы. А теперь постарайся позабыть о Равинете навсегда. Скажи, Эрик, ты понял, почему я не говорил тебе о нем?

– Да, я все понял, отец. Уж не знаю, удастся ли мне когда-нибудь забыть о нем, но, во всяком случае, я постараюсь. – Он немного поколебался и добавил: – Если вы пошлете людей схватить его, отец, не забудьте обо мне. Мне бы хотелось самому доставить негодяя в Лондон.

– Что? И уже на следующий день после свадьбы покинуть молодую жену? Невозможно! Даже не думай об этом! Сэр Уолтер придет в ярость!

– Марго поймет меня, милорд, – твердо ответил Эрик, – а с ее отцом я все улажу сам. Я поговорю с сэром Уолтером перед отъездом. Это крайне важно для меня, поймите, и постарайтесь объяснить все королю Генриху. Я все расскажу жене, когда вернусь.

Гэрин покачал головой:

– Извини, малыш, но это невозможно. Я уже послал гонцов в Лондон в ту самую минуту, как вы благополучно оказались в Белхэйвене. Поэтому не сомневаюсь, что к этому времени король уже отправил войска на поиски Равинета. Если ты примешься рыскать по округе, то можешь только помешать им. Нет, сынок, оставайся в Белхэйвене и наслаждайся медовым месяцем со своей прелестной женой. Предоставь Равинета его судьбе. Поверь, так будет лучше.