Ребекка Брэндвайн - Роза восторга

Леди Беатрис Биггз, графиня Шрутонская, была одета в платье, ужасней которого Изабелла еще не видела. Ярко-розового цвета, оно было настолько открытым, что небольшая выпирающая грудь графини, казалось, вот-вот выскочит из декольте, и, к тому же, из него были видны верхушки темно-коричневых сосков. На ней была развевающаяся зеленая накидка, отороченная золотистым кружевом, и золотой пояс, безвкусно и вычурно украшенный изумрудами. Шею и запястья украшали ожерелье и браслеты из того же драгоценного камня, который сверкал также и в тяжеловесных серьгах, оттягивавших уши. На тщательно уложенных черных локонах громоздилась высокая, как шпиль, шляпа, с которой ниспадало море зелено-розовых ленточек. Более близкое изучение показало, что лицо леди Биггз не очень привлекательно, но тщательно накрашено с целью произвести впечатление загадочной таинственности. Ее поблескивающие темные глаза, казалось, искусно выделены, умело подведенные черной краской и оттененные светло-зеленой пудрой. Тонкие губы леди, напоминавшие лепестки роз, были недовольно надуты, а нос высокомерно вздернулся, когда она вскинула голову и огляделась вокруг, чтобы удостовериться, что ее появление оказало должное впечатление. Убедившись, что так оно и есть, леди Биггз сверху вниз взглянула на лорда Оадби (так как была на целую голову выше его) и с легким намеком на улыбку игриво похлопала его веером.

– Ха, Перси, – защебетала она, – здесь так же мрачно, как в темнице.

Изабелла и Гильберт задохнулись от возмущения и сжались, услышав, что это высказывание относится к их старинному дому. Замок стоял еще со времен Вильгельма Завоевателя и был одним из лучших замков во всей Англии.

– Извините, мадам, – заговорил сэр Линдел, делая вид, что не понял значения сказанного, – но мы еще скорбим по усопшим графу и графине Рашден.

Женщина, кажется, поначалу удивилась, но потом, придя в себя, недовольно посмотрела на седого рыцаря и ответила:

– Ах, да, конечно, – и холодно отвернулась, как будто догадавшись, что сэр Линдел счел ее недостаточно очаровательной, что соответствовало истине.

Пожилой человек, действительно, остался крайне недоволен опекуном, назначенным королем, и отметил, что госпожа лорда Оадби, леди Шрутон, еще менее привлекательна. Не в первый раз после смерти графа и графини Рашден сэр Линдел задумался над судьбой Изабеллы и Гильберта. Едва он вошел во двор, как тут же заметил подсматривающих через щель детей и понял, что они пришли в отчаяние, увидев своего опекуна.

Лорд Оадби настолько отличался от отца детей, что было просто невозможно не сравнить их не в пользу первого. Граф Рашден был высоким привлекательным мужчиной, чье великодушие с домочадцами и арендаторами не знало границ. Он управлял имением и подданными с величайшей добротой и пониманием, порой был строг, но справедлив. Граф хорошо относился к своим землевладельцам и уважал их жен. Ни одной женщине в графстве Рашден не надо было бояться быть изнасилованной или обесчещенной, пока был жив старый лорд. Он нежно любил свою жену и ни разу не опустился до того, чтобы ударить ее, даже в гневе, а те, кто не платили своим женам той же монетой, вскоре оказались нежеланными гостями в замке.

В отличие от него, лорд Оадби был приземистым и дородным, с лысеющей головой и маленькими похотливыми глазками, большим красным носом, цвет которого, сэр Линдел не сомневался, выдавал чрезмерное пристрастие к спиртному. Вырядившись, как на карнавал, лорд Оадби был одет в малиновый сатиновый дублет, отделанный серебром. Его толстые, как столбы, ноги были обтянуты зелеными чулками, а на ногах – малиновые туфли с загнутыми вверх мысами, с которых свешивались крохотные серебряные колокольчики, звеневшие, когда он семенил ногами несмотря на тучную фигуру и размахивал обильно надушенным белым, кружевным носовым платком, который держал в руке.

Сэр Линдел не сомневался, что лорд Оадби очень богат и имеет положение при дворе, иначе он вряд ли бы смог стать опекуном детей; но, тем не менее, это не произвело на преданного своим бывшим господам рыцаря должного впечатления. Он вздохнул и покачал головой. Старый охранник боялся, что все худшее еще впереди, так как не думал, что лорд Оадби будет таким же справедливым хозяином, каким был усопший граф. Похотливый взгляд поросячьих глазок нового хозяина оценивающе окидывал служанок, и, как толстый павлин, он с важным видом расхаживал и прихорашивался перед ними; и впервые за свою долгую жизнь в замке, сэр Линдел увидел страх на лицах девушек. Он молча поблагодарил Бога за то, что Изабелле было всего пять лет.

Дети наверху еще крепче взялись за руки и с тревогой посматривали друг на друга.

– Ох, Гил, этот человек еще ужасней, чем я его представляла, – со вздохом сказала Изабелла, потому что от нее не ускользнуло, как, обычно дружелюбные, на этот раз служанки уклонялись от оценивающих хищных взглядов лорда Оадби. – Да еще эта противная женщина рядом с ним! Гил, как ты думаешь, это его жена.

– Нет, – ответил Гил, который, будучи сообразительным мальчиком, почерпнул много сведений из разговоров среди рыцарей замка. – Она всего лишь его проститутка, Изабелла. Какой позор! Он привел сюда ПРОСТИТУТКУ на место нашей матери!

В глазах детей это было еще большим оскорблением, чем то, что было сказано об их доме: мать все считали самой красивой и грациозной среди знатных дам, и дети ее горячо любили.

– Ах, Гил! – снова жалобно заскулила Изабелла. В ее глазах были стыд и гнев от бессилия перед фактом осквернения памяти матери. – Что нам делать?

– Ничего, Белла, – ответил брат дрожащим от гнева голосом, решительно стиснув зубы. Лицо мальчика вдруг омрачилось от ненависти. – Мы ничего не можем поделать, милая сестренка. Но, обещаю тебе, что когда-нибудь заставлю этого ублюдка заплатить за оскорбление, которое нанес он нам и нашим близким. Клянусь!

– Ты не одинок, брат, потому что всегда и во всем я с тобой. Мы должны исполнить обещание, – решительно произнесла Изабелла, еще крепче сжимая его руку, – только вместе противостоять этому дьяволу, который пришел в нашу жизнь, и никогда не забывать сегодняшний день.

– Решено. Скрепим клятву кровью, Белла, – потребовал мальчик, вытаскивая из-за пояса свой драгоценный столовый нож.

Изабелла достала из-за пояса свой собственный нож и порезала ладонь, прижав ее потом к ладони брата.

– Клянемся! – в один голос сказали дети. – Пусть будет так!

И с этого момента между ними зародились узы, которыми они должны были быть связаны всю оставшуюся жизнь.

Потом, когда Изабеллу и Гильберта позвали в зал, чтобы представить им их опекуна и новую госпожу, непокорность, ранее овладевшая детьми, была тщательно спрятана под маской смирения на их лицах. Когда детей представляли, Изабелла присела в реверансе, а Гил отвесил легкий поклон – вежливо, но без почтения.