Лаура Гурк - И он ее поцеловал

– В наших отношениях нет ничего дурного, Эмма! Они не грешны! И мне абсолютно безразлично, что думает по этому поводу свет.

– А мне небезразлично, – мягко проговорила она и сжалась от боли, заметив, как он дернулся. – В этом наше отличие. Наши отношения были прекрасны, и я навсегда сохраню их в сердце как истинное сокровище. Я ни о чем не жалею, и мне совсем не стыдно. Но я хочу закончить их именно сейчас, пока они все еще красивы, пока я не начала требовать от тебя большего внимания и ждать, что ты поведешь меня под венец. Вот чем они отпугивали тебя, все эти женщины, – начинали цепляться. Я не собираюсь уподобляться им.

Она не могла ничего прочесть по его лицу, потому что оно расплывалось у нее перед глазами. Пора уходить. Сейчас же. Она повернулась.

– Эмма, подожди. – Он обнял ее за талию и притянул к себе. – Не делай этого. Не поступай так с нами.

Она закрыла глаза, сжавшись от нестерпимой боли.

– Нет никаких «нас», – всхлипнула она. – И никогда не будет. Не будет без законного брака.

Она изо всех сил старалась сохранить самообладание. Продержаться осталось недолго, нужно только избавиться от его рук, выйти за, дверь, уйти из его жизни. Она попыталась освободиться, но он не ослабил объятий, и Эмму охватила паника.

– Отпусти меня, Гарри! – закричала она, вырываясь изо всех сил. – Ради всего святого, отпусти меня!

Похоже, она нашла нужные слова. Он с проклятиями дал ей свободу, и Эмма, не оглядываясь, метнулась к выходу. Он не бросился следом за ней, и, сбегая по лестнице, она со стыдом поняла, что надеялась на это – где-то в глубине души лелеяла крохотную надежду, что, когда она объявит о разрыве с ним, он не примет ее решения, напротив, волшебным образом вдруг станет считать брак делом правильным, настоящим благословением небес, опустится перед ней на одно колено, признается в любви и сделает Предложение. Господи, да ей прямая дорога в романистки, воображения ей не занимать!

Сдерживая ладошкой рыдания, Эмма вскочила в кеб, ожидавший ее у тротуара. И только когда окно кабинета Гарри скрылось из виду, дала волю чувствам. Она плакала, но не потому, что положила конец самому прекрасному этапу жизни. Она плакала, потому что он позволил ей уйти.

«Отпусти меня, Гарри».

Ее слова снова и снова крутились у него в мозгу. Когда она в первый раз произнесла их, это было как удар под дых. Или нож в сердце.

А теперь они превратились в плеть, хлеставшую его в ритме бегущего через Кент паровоза. Он отправился к Эмме на квартиру в надежде найти ее там, но дома ее не оказалось, а чертова домовладелица все уши ему прожужжала, настаивая на своем, – уехала она и кота с собой прихватила.

Гарри дал телеграмму Диане, хоть и знал, что в Марлоу-Парк Эмма не поедет, и ответ сестры подтвердил его догадки. В Беркшире Эммы нет. И. вот, хватаясь за соломинку, он едет в деревню.

Но Гарри и там не нашел Эмму. Дом без нее казался заброшенной раковиной. Может, она приедет завтра? Он провел в коттедже ночь, надеясь на это, и ее слова стегали его с каждым скрипом кровати и каждым покачиванием гамака, не давая уснуть. И в том и в другом ложе без нее было пусто и холодно.

«Я влюбилась в тебя».

Он смотрел на пруд, в котором учил Эмму плавать, и вспоминал ее личико, сияющее в свете луны. Он стоял на берегу ручья и представлял ее в воде с подобранными юбками, открывающими красивые длинные ноги. Он видел ее голой на кухонном полу, вкушающей персики, и у умывальника, пока он брился.

– Я тоже люблю тебя, – прошептал он зеркалу, в котором заметил призрак ее образа, и возненавидел себя за то, что не сказал этих слов раньше. За то, что не признался ей в этом. Даже себе не признался. Зато, что не понял этого, пока она не ушла.

Он удрученно поплелся по аллее, каждой клеточкой тела желая держать Эмму в этот момент за руку. Он должен был сделать это.

«Я тоже хочу весну жизни».

Гарри остановился и огляделся вокруг. Весна прошла, и лето тоже. Настала осень, листья уже пожелтели. Он подумал о холодных осенних днях с Эммой у камина. Теперь этому никогда не бывать.

Как глупо. Она не приедет сюда. Зачем? Он уже направился было обратно к коттеджу собирать те немногие вещи, которые прихватил с собой, но внезапно замер. Навстречу ему шла пожилая пара, когда-то захватившая воображение Эммы. Он, не шелохнувшись, наблюдал за их приближением, как обычно, рука в руке. Гарри кивнул им в знак приветствия, они ответили тем же и прошли мимо.

Гарри бросил взгляд через плечо.

– Простите, пожалуйста, – позвал он их. Старики обернулись и вопросительно посмотрели на него.

Он неловко хихикнул и показал на их сплетенные руки.

– Извините за дерзость, но вы женаты?

Они рассмеялись и посмотрели друг на друга. Ответила ему женщина:

– Конечно. И вы тоже, мистер… э-э-э… Уильямс. – В ее глазах горело понимание, она подарила Гарри мудрую ласковую улыбку. – Вы просто еще не поняли этого.

Он пораженно смотрел им вслед и, прежде чем они повернули и растаяли среди деревьев, услышал слова мужчины:

– Они всегда казались такими счастливыми, эти двое. Надеюсь, он скоро женится на ней.

У Гарри было такое чувство, будто земля ушла из-под ног, будто все закачалось и вдруг встало на свои места.

Он зашагал к коттеджу, потом побежал. До поезда в Лондон оставалось всего двадцать минут.

Было воскресенье, время чая на Литтл-Рассел-стрит. Эмма сидела в гостиной с миссис Моррис, миссис Инкберри и незамужними подружками и вела ничего не значащий разговор. О погоде, всегда вызывающей опасения. О здоровье драгоценной королевы, всегда вызывающем тревогу. О моде, всегда такой переменчивой.

Дамы немного посплетничали, пожаловались на кучу работы, съели целую гору пышек – все, за исключением Эммы, которая не любила сплетни, у которой больше не было работы и которая за ночь уплела чуть ли не фунт шоколада, заедая нервный срыв. Теперь ее тошнило даже от вида конфет на чайном подносе.

Они поговорили о предстоящей свадьбе дорогой Беатрис. Невеста светилась от счастья, и Эмма изо всех сил старалась не жалеть себя. И конечно же, неизбежно всплыл еще один вопрос – прощальное послание миссис Бартлби, появившееся в газете днем раньше. Все ожидали от Эммы подробностей, но когда она отказалась говорить об этом, никто не возразил.

Она знала, что поступила правильно, но это знание не приносило облегчения. Она до боли скучала по нему. Вся прошедшая неделя была настоящим адом, но нынешний день оказался еще хуже. Сегодня воскресенье, а она не лежит в гамаке рядом с дремлющим Гарри. Отныне она снова будет сидеть по воскресеньям в гостиной миссис Моррис и пить чай.

Она смотрела на диванчик, на котором устроились Пруденс и Мария, и вспоминала о том вечере, когда Гарри нашептывал ей на ушко порочные слова, и о тех днях в коттедже, когда эти слова превращались в явь.