Ирада Нури - Покажи мне, зеркало… Том 2

Я их не осуждала, ведь в конце концов не каждый день на пороге появляется одетая в поношенную мужскую одежду девица, заявляющая, что приходится им ближайшей родней. Они в праве были сомневаться, и мой долг был помочь им, объяснить всё как есть, чтобы они поскорее смогли смириться с этой мыслью и принять меня в свою семью.

– Да, мадам, я знала её очень хорошо. Она была моей матерью.

Пренебрежительное движение плеч было столь мимолётным, что мне даже показалось, что это всего лишь плод моего разыгравшегося воображения.

– Кто же, в таком случае, был ваш отец? Пират? Купец?

– О, нет, мадам. Мой отец был величайшим правителем небольшого государства, именуемого Гызылдаг и, смею вас уверить, что ваша дочь, долгие годы была его единственной возлюбленной и женой.

– Женой?! О, какая глупость! Добрая христианка никогда не смогла бы стать женой язычника, коим, не сомневаюсь был ваш отец. Следовательно, их связь нельзя назвать законной! Более того, это постыдно, и ни в коем случае не должно быть вынесено за пределы этого дома, вы слышите? Ни в коем случае!

– Но…

– Не смейте произносить ни звука, прежде, чем вам это позволят! – произнесённая сквозь сжатые губы фраза, заставила меня вздрогнуть.

О, Всевышний, стоило ли тратить столько времени и сил, пытаясь очутиться подальше от Зейнаб ханум, для того, чтобы услышать её излюбленную фразу здесь, в самом сердце Англии, да ещё и от людей, стоящих, как ни крути, ниже меня по статусу?

Ну, разумеется, об этом обстоятельстве вслух я рассуждать не стала, так как вовсе не желала прослыть невоспитанной дикаркой, прибывшей с другого конца света. Смиренно опустив голову и стараясь абстрагироваться от окружающих меня людей, я терпеливо дожидалась окончательного вердикта, от которого зависела моя дальнейшая жизнь.

– Сколько вам лет? – спросил мужчина, сидящий по правую руку от меня. Его белёсые, лишённые всякого цвета глаза лениво скользили по мне сверху вниз.

– Шестнадцать.

– Так юна…

– Не совсем, сэр. На востоке, девушек рано выдают замуж и в этом возрасте, у них уже нередко рождаются пара, а то и больше детей.

– Чудовищно! Несчастная Вайолет! Представляю, как тяжело ей пришлось, – леди Каслуотер вновь наставила на меня лорнет, что-то едва слышно бормоча себе под нос. – Кстати, где же она? Почему наша дочь прислала сюда вас? А, понимаю, наверняка осознаёт весь ужас собственного падения и не решается предстать перед почтенным обществом.

О, Аллах! Да что это за люди такие? У них что, вместо крови по жилам течёт ледяная вода? Почему они всё время говорят о приличиях, когда давно должны были обрадоваться долгожданной весточке о давно пропавшей дочери?

– Нет, мадам, уверяю вас, моей матери не пристало стыдиться, ибо она не совершила ничего такого, за что бы могла навлечь позор на себя и своих близких. Мама погибла, как и мой отец несколько месяцев назад во время государственного переворота, организованного моим единокровным братом, узурпировавшим ханский трон.

Ахи и охи прошелестели вокруг меня, но все взоры были обращены на властную женщину, сидящую напротив, которая при последних словах скривилась так, будто съела с полдюжины кислых лимонов.

– Умерла…, – женщина тяжело вздохнула, однако тут же выпрямившись в кресле так, словно саблю проглотила, – впрочем, ничего удивительного. Для нас Вайолет умерла в тот день, когда попала в плен к берберам, захватившим в плен корабль, на котором она вместе с тётей и дядей плыла во Францию.

Произнеся эту жестокую фразу, женщина выразительно посмотрела на своего супруга, с самого начала нашей встречи тихо сидевшего в одном из кресел и даже не пытающегося делать вид, что рад приезду, как оказалось вовсе не желанной родственницы.

Барон Каслуотер лишь неопределённо пожал плечами, предпочтя перевести взгляд на мои сильно стоптанные и заляпанные грязью ботинки, которые касались края расстеленного на полу чудесного ковра, грозя испортить редкий рисунок. Сжавшись, я поспешила задвинуть ноги под самый стул, пока не вызвала очередную волну упрёков и недоброжелательности.

– Тётя Фелисити, что же нам с ней делать? – к хозяйке дома обратилась миловидная девушка в красивом платье с зачёсанными в причудливую причёску волосами. – Она же опозорит нас на всю округу и тогда не видать нам с Луизой приличных женихов, как своих ушей. Кто же захочет взять в жёны девицу, на семье которой лежит несмываемое пятно позора? А этот жуткий головной убор! Кто знает, что она прячет под ним?

Как я ни старалась справиться с эмоциями, но после последней фразы я почувствовала, как с трудом сдерживаемые слёзы подкатили к самым глазам, грозя всё испортить. Хотя, чего уже тут портить? Я не настолько глупа и наивна, чтобы не понимать, что отнюдь не являюсь желанной гостьей в этом доме, а значит, как это не прискорбно, мне не стоит дольше мучить его обитателей своим присутствием и задерживаться здесь дольше того, чтобы успеть попрощаться.

Я поднялась. Шесть пар удивлённых глаз следили за каждым моим движением ожидая любой недостойной выходки, над которой они могли бы посмеяться и тем самым вдоволь потешить собственное тщеславие. Но, я не собиралась доставлять им подобного удовольствия. Я – княжна Фарах Шахин! Я была дочерью великого хана и супругой великого паши, приходящегося племянником самому османскому султану, чья сила и могущество в разы превышает всю их хвалёную Англию, пропади она пропадом. И, пусть я здесь чужая, тем не менее никому не позволю вытирать о себя ноги так, будто я какая-нибудь бесправная рабыня.

Сорвав с головы шерстяную шапочку, я позволила тяжёлым волосам каскадом спуститься вниз. Встряхнув головой освобождаясь от нелепых страхов и сомнений, я вызывающе посмотрела прямо в глаза той, которая считала для себя оскорблением называться моей бабушкой:

– Мой приезд сюда был ошибкой, теперь я это понимаю, как никогда. Я не желала вносить смуту в вашу семью и ставить под удар вопрос о замужестве ваших племянниц. Я ухожу с чистой совестью и обещаю, что больше не потревожу ваше драгоценное общество. Приятно оставаться!

Не глядя больше ни на кого, я сделала пару шагов к выходу, когда меня одёрнул резкий окрик:

– Дочь Вайолет, немедленно вернитесь на место, и впредь не смейте своевольничать в этом доме!

Уж не знаю какой реакции от меня ожидали, но явно не той, которую получили. Помедлив лишь миг, я, не оборачиваясь, продолжила свой путь покинув комнату. Кивнув скорбно застывшему возле дверей Эндрюсу, который наверняка был свидетелем разговора, я прошла было мимо него, когда кто-то схватил меня за руку. Возмущённая, я обернулась и встретилась глазами с девушкой лет шестнадцати-семнадцати, которую видела в гостиной тихо сидящей возле камина. Луиза, кажется так назвала её сестра, громко заявившая о том, что из-за меня никто не захочет брать их в жёны.