Глафира Копылова - Дарья Рябинина о людях Сибири

лицо никогда не забываемое лицо Павла, отца родного, дорогого для них человека.

– Тятька-а! – что есть силы закричал Петька, – тятька, мама,

наш тятька, – сам, босой, стрелой кинулся в сени срывать

засов и пустить отца, совсем закоченевшего, в избу.

Арина хотела встать, но ноги снова подкосились, и она

рухнула на лавку. Петька мигом вылетел из избы, распахнул дверь и повис на шее отца в замороженном шинели,

с льдинками на усах.

Отец расцеловал сына и медленно ввалился в избу. Толко

тут Арина поняла, что это он, живой, родной, любимый, её Паша, eё Павел,

друг и защита, её радость и счастье!

Она заплакала от радости и вдруг огорчения:

– Ноги-то, нет ноженьки, Паша, – прошептала она чуть слышно. Обхватила его лицо руками и горько плакала, – и глазика то тоже! Паша, Пашенька, горюшко ты моё ненаглядное, – что неровно стоит её богатырь, красавец писаный, знаменитый танцор и

певун, гордость всей деревни – её Павел.

– Помоги мне шинель снять, Ариша, совсем озяб, чуть у родного дома концы не отдал.

Арина проворно потянула за рукав, но лишнее усердие чуть

не сбило его с ног, огромного Павла. Он сел и подозвал детей.

Детишки прижались, как воробушки, боясь пошевелиться: как

бы не толкнуть тятьку, а вдруг снова исчезнет – как в сказке. Они понимали, что в их дом вместе с радостью пришло и

большое горе. Как он терпит – ведь ноги-то нет, совсем нет, ему так больно!

Но дети есть дети. Что им нога? Лишь бы тятя живой – он такой сильный, такой самый-самый хороший!

– Ну, будет, Ариша. Или ты недовольна живости моей? Что ж,

я уйду тогда.

Он хотел подняться, но дети разом закричали: «Нет! Нет!» И

мать тоже: «Брось, Паша. Я – сейчас, что же мы сидим,

милый, ужинать будем, я мигом», – и засуетилась от стола в куть, из кути к столу.

Весть, что Павел вернулся с фронта, быстро облетела

деревню.Ехал-то он с попутными ямщиками, те и успели уже

пустить по улице новость. Скоро стали собираться люди, один по одному, и

набралась полная изба, а на печке с десяток ребятишек, все таращили глазенки и тихо шептались.

Мать быстро собрала на стол, поставила четверть самодельного вина и пригласила гостей к столу, которые не

погнушались, пришли проведать её дорогого гостя.

До поздней ночи поздравляли Павла с возвращением, а Арину

со встречей мужа. Сами же в душе жалели: достанется,

бедной,при безногом-то муже.

А на следующий день народу собралось еще больше. И снова

пили за возвращение и желали всего самого. А чего желать,

когда знали все, что сколько бы не желали, а будет то, что и видят на самом деле.

И так потекло время день за днем, месяц за месяцем, шел тысяча девятьсот четырнадцатый год, шла война. Нога у Павла болела,

не давала покоя, ныла. Все тело израненное пронизывало холодом, раны не заживали.

А жить-то надо – семья, двое детей и жена.

Арина жалела мужа: «Лечись, Паша, пригодится еще твоя

сила, а я сама», – взваливала на себя всю работу.

Зима лютовала, щипала колени, нос и щеки, а печь своего требует, ей подай.. Да и скотина кой-какая: сено, соломку ей,

водичку, а то и теплого пойлица. Все делала она своими руками, но как ни

тяжело было, а знала, что Паша дома, что он живой, отец её семейства. Хоть и без ноги, да лишь бы живой. Трудно детям

без отца ,а ей без мужа, хоть он и не помощь ей, но Арина

металась по двору как угорелая, веселая и помолодевшая.

Прошла зима, прошло лето, а осенью они собирались в ее родное село, за ягодой. Надо же на зиму запастись – и за

двадцать пять верст там тайга глубже, да и ягоды растет видимо-невидимо.

Награзили кадушками и ведрушками свою телегу и ещё затем но двинулись в путь.Дорога предстояла длинная,для

небольших детей утомительная, а все же настолько интересная, что они от радости повизгивали. Хоть и рано поднялись, но бодрились. В дальнюю дорогу их всегда брали, но в этом году – впервые, поэтому

они страшно радовались, тем более, что сами родители никуда не ездили.

Миновали большое поле, а там начались деревья, высокой,

сплошной стеной и без конца: сосны, березы и кустарники.

Тятенька свалился на спину и так лежал, разглядывал небо,

мелькавшее между кустами. Это было начало тайги.

Дашка прижалась рядом, смотрела на обрывки голубого неба

с белыми проплывающими облаками. Дни стояли теплые,

схие,по утрам туманились. Ягод было очень и очень много разных, какие

рождались в Сибири. Особенно много было брусники,

крупной, красной с белым бочком. Кислицы и смородины тоже. Год выдался ягодный, грибной. В бору глухо, темно, сыровато. Птицы поют и свистять на разные голоса.

Где-то шуршит валежник, то затрещит подгнившая сосна, падая вниз. Шумит между ветвей ветер. Страшновато в бору, но заманчиво, таинственно, как-то даже сердце замирает не

только у детишек, но и у взрослых. Молчат Петенька и Дашка. Вдруг кони остановились.

– А что мы встали, тять? – спросил Петька.

– Ладно, валяй – лежи, сейчас узнаем, – и в это время мать

– Арина спустилась с рыдвана и попала на такую густую лужайку, где все усыпано было темно-бурой брусникой, обежала вокруг и давай брать, наклонясь чуть не до земли. Потом подошла к подвода:

– Паша, полазим тут – так много здесь ягоды. Ехать не надо

дальше – обыденкой обойдемся. Километров десять,

пожалуй , отъехали от дома, вернемся засветло.

Отец круто свернул с дороги, отъехал подальше и распряг лошадей. Буланый-то свой, а Гнедка попросил у брата – вдруг и наберут чего, так будешь тащиться до дому полгода, на

одном – то коне, потому и взял у брата.

Мать любила собирать ягоды. Сделает пальцы грабельками и

гребет обеими руками – только шум стоит. Ребятишки, сначала собирали

голова, то за птичкой какой-то невиданной увязались бегать,

то спать захотелось.

Между тем отец с матерью уже заканчивали сборы, решили

отправляться домой, обратно. Невыносимо ныла натруженная

нога у Павла. Вечерело. Нагруженные кадушками да ведрами, заполненными до краешка, радостно отправились в обратный путь.

Жаль расставаться с таким богатым местом, другого такого не будет. Это уж как всегда – бросишь одну полянку, думаешь, лучше найдешь, – хвать, а такой не будет. Рад вернуться обратно, но сколько ни кружи– не найдёшь её.

Пока выезжали из леса, стало заметно и быстро терпеть.

Ехали тихо, шагом. Отдохнувшие кони рвались в дорогу, особенно домой, но отец придерживал – нагрузились-то

порядком , да и ребятишки улеглись да уснули, жаль трясти. Вот еще один поворот, и конец окраине тайги, тут уж будет посветлее, да и дорога своя да ровная.

Как вдруг из-за поворота вылетает один, за ним

другой и третий на здоровенных конях три темных обросших мужика, подлетают к подводе, встали с двух сторон, и один из