Джудит О`Брайен - Выйти замуж за лорда

Но Констанс движением руки остановила их.

– О Господи! – нахмурила она брови, читая дальше.

– Я надеюсь, никаких плохих новостей? – удивилась Гарриет.

– Нет-нет. Только это несколько странно. Филип не сможет сам привезти меня в Гастингс-Хаус.

– Да?

– Он не сможет этого сделать. Его мать считает, что ему лучше уделить больше времени выборам, а не тратить целых четыре дня на то, чтобы ездить за мной. – Констанс огорченно заморгала, а затем тряхнула головой. – Думаю, она права. Филип все эти годы жил в Лондоне, в Боллсбридже знают только его имя, а не его самого.

– Целых четыре дня, – растерянно промолвила Гарриет, склонив голову набок. – Но если ехать поездом, уйдет гораздо меньше времени.

– Судя по этому письму, герцогиня не доверяет железным дорогам. – Констанс покачала головой. – Она считает, что железные дороги – это что-то противоестественное и не от Бога. Поэтому она хочет, чтобы я приехала в карете.

– О, какая жалость! – Мелоди сочувственно коснулась руки Констанс. – Я так надеялась, что снова увижу бесподобного лорда Гастингса. Ты помнишь, мама, какой благородный, просто царственный у него профиль, правда, мисс Ллойд? Я уверена, что вы заметили, какой точеный нос у вашего будущего мужа.

– Да, заметила, – улыбнулась Констанс и пошутила: – И он так мило смотрится на его лице, удачно посаженный между глазами и как раз над ртом.

Гарриет улыбнулась и нежно обняла Констанс.

– Ты не представляешь, дорогая, как мне будет не хватать тебя. Я завидую всем, кто живет в Гастингс-Хаусе.

– До тех пор, пока они не знают, что их ждет, миссис Уайтстоун. – Констанс тоже крепко обняла ее.

– Но, мисс Ллойд, – Мелоди направилась к двери, – как вы попадете в Гастингс-Хаус, если лорд не может сопровождать вас? Кто же будет вас охранять? Боже, столько всяких историй рассказывают, да и я читала о том, как опасны дороги ночью: везде разбойники, убийцы под каждым деревом. Теперь дороги чуть опустели из-за того, что есть поезда. Вы не можете одна ехать!

– Конечно, не могу. И что самое странное во всем этом – это то, что он посылает за мной своего школьного друга. Сейчас скажу… – Она заглянула в письмо. – Вот. Он пишет, что это его самый близкий друг по школе и Оксфорду. Его зовут мистер Джозеф Смит.

– Джозеф Смит? – Мелоди нахмурила лоб, но потом испугалась, что это может привести к морщинам, и тут же расслабилась. – Такое примитивное имя. Не думаю, что он какой-нибудь известный человек, и конечно же, не аристократ. Он, наверное, просто никто.

– Мисс Уайтстоун, вам, оказывается, присущ чудовищный снобизм, – упрекнула дочь Гарриет. – Я должна серьезно поговорить с твоей гувернанткой на сей счет.

Смеясь, все трое покинули комнату и спустились вниз, где их уже ждал чай.

– Чего только мне не приходилось делать ради тебя, Гастингс, – пробормотал Джозеф Смит, отпивая еще глоток виски.

Филип незаметно поднял палец и посмотрел на безукоризненно одетого официанта, который тут же молча поставил графин на красного дерева полированный столик между двумя креслами, обитыми кожей, в которых сидели друзья. Шум Лондона, крики мальчишек – уличных торговцев, грохот повозок едва долетали сюда на тихую Пэл-Мэл и еще меньше за толстые стены и тяжелые портьеры клуба. Тот, кто бывал в Лондоне, знает, что это оплот аристократизма в городе, исключая Мальборо-Хаус принца Уэльского. Разумеется, за Мальборо-Хаусом утвердилась слава самого изысканного дома в Лондоне, а значит, и во всем мире.

Филип надеялся, что однажды он будет гостем в доме его величества принца. Он заметил, как блеснул тот особый знакомый огонек в глазах принца, когда он танцевал с мисс Ллойд. Это означало, что любому, кто окажется связанным с мисс Ллойд, доступ в дом будущего короля Англии будет открыт. Как только девушка станет его женой, он войдет в круг тех, кого принимают в Мальборо-Хаусе. Этот день уже близок. Возможно, Филипу окажут честь, и он тоже станет членом Мальборо-клуба, этой неприступной цитадели королевского наследника, находящейся по соседству с Мальборо-Хаусом.

Филип улыбался своему другу, безнадежному старомодному простаку Джозефу Смиту.

– Ну же, Смит, соглашайся. Это отнимет у тебя всего каких-нибудь четыре дня, чтобы привезти ее в Гастингс-Хаус. К тому же я знаю, что тебе надо обязательно наведаться на твою новую фабрику. Где она?

– Во всяком случае, не по соседству с островом Уайт. Черт возьми, Филип, почему ты не выбрал себе жену в Лондоне и не сэкономил бы и свое и мое время?

Филип понимал досаду своего друга. Когда Джозеф сердился, его оксфордский акцент уступал место певучим ритмам родного валлийского. Филип так никогда и не узнал, в каком городе родился его друг. Знал только, что название города очень длинное и в нем мало гласных. Филип с удовольствием переменил тему разговора:

– Она же станет твоей невестой. Ты сам должен поехать за ней, а не посылать меня. Ты это знаешь, разве не так? – Джозеф еще плеснул себе виски.

– Мать требует, чтобы я остался здесь. – Филип вдруг стал внимательно разглядывать свои ногти, словно искал на них многозначительные знаки.

– Расскажи мне подробнее о ней, Гастингс. Все, что я знаю, – это то, что она американка из хорошей семьи. Вот и все, что ты мне сказал. Из какой она части Америки?

– Из восточной, кажется. Ты слышал, что Рендольф Черчилль в Лондоне? Мне надо поговорить с ним относительно его женитьбы на американке. Возможно, его жена даже знает мою невесту. Они обе американки, понимаешь?

– Старый добрый Крыжовник, – улыбнулся Джозеф, вспомнив школьное прозвище их юного друга Черчилля.

У того в Итоне была не лучшая репутация. Даже тот, кто окончил школу недавно, был наслышан о том, что он мошенник и плут. Ему не прочили блестящего будущего и хорошей карьеры, ибо считали, что он и далее будет позорить великое прошлое своей знаменитой семьи.

– Ты ее помнишь, Джозеф. Это бывшая Дженни Джером, дочь Леонарда Джерома из Нью-Йорк-Сити. А теперь она леди Рендольф Черчилль. Кажется, она собирается подарить ему первенца. Это будет мальчик. Американские женщины рожают только мальчиков, да благословит их Бог. Во всяком случае, так считает моя мама.

Джозеф глубоко вздохнул и покачал головой. Непохожий на своего бледного, элегантного друга-аристократа, Джозеф был загорелым от постоянного пребывания на открытом воздухе. Если Филип холил свои бакенбарды песочного цвета, то лицо Джозефа было гладко выбрито, что делало его шрам на левой щеке особенно заметным. Филип явно не одобрял этого.

Джозеф брился не вопреки моде, а лишь потому, что его беспокойный образ жизни и постоянные разъезды лишали его всякой возможности отращивать и холить бакенбарды, да и интереса к этому не было. Джозеф Смит с золотисто-каштановой, излишне длинной копной волос, слишком загорелый и мускулистый, чтобы казаться элегантным, совершенно не собирался приспосабливаться к вкусам завсегдатаев Карлтон-клуба.