Виктория Холт - Мадонна Семи Холмов

– Да, наверное, – согласился Чезаре.

А потом к Папе доставили лодочника-далматинца: он уверял, что ему есть что сообщить лично Его Святейшеству, это касается герцога Гандийского.

Папа, Чезаре и несколько приближенных с нетерпением поджидали, когда лодочника проведут в апартаменты Александра.

Его зовут Джорджо, сообщил далматинец, и он спит в своей лодке, привязанной к крюку в набережной Тибра.

– Моя обязанность, Ваше Святейшество, – прокомментировал он, – сторожить бревна, сложенные возле церкви Сан-Джероламо-дельи-Скиавони, что около моста Рипетта.

– Да, да, – нетерпеливо поддакнул Папа. – Не тратьте времени. Скажите, что вам известно о моем сыне.

– В ту ночь, когда исчез герцог Гандиа, я видел человека на белой лошади, позади себя он вез тело какого-то мужчины. С ним были еще двое других. Когда лошадь подскакала к реке, всадник развернул ее задом, и двое других стащили тело с лошади и бросили в воду.

– Можем ли мы доверять этому лодочнику? – вопросил Папа. Он перепугался, он не хотел верить тому, что сообщил далматинец. Разве может быть так, чтобы это брошенное в реку тело было телом его любимого сына?

– У нас нет оснований сомневаться в словах этого человека, – последовал ответ окружающих.

– Ваше Святейшество, – продолжал Джорджо. – Я вам еще кое-что расскажу. Поначалу тело никак не хотело тонуть – видно, плащ распластался по воде и удерживал его. Тогда тот человек, верховой, сказал что-то своим людям, и они начали бросать в тело камни, чтобы придавить их тяжестью плащ. В конце концов им это удалось, тело затонуло, а они еще какое-то время поглядели на реку, а потом уехали прочь.

– Ты видел, как это произошло! – воскликнул Чезаре. – И никому ничего не рассказал! Почему?

– Ваше Преосвященство, поймите, я живу у реки и много раз видел, как в нее сбрасывают тела убитых. В самом происшествии не было ничего необычного, кроме того, что это случилось в ту ночь, а обо всех странностях, произошедших в ту ночь, расспрашивают всех жителей города.

Папа не мог больше этого выдержать. Запинаясь, он произнес:

– Обыщите речное дно…

И они нашли Джованни. На горле, лице и теле было множество ножевых ран, речной ил налип на прекрасное платье – как ни странно, драгоценности, которыми оно было расшито, никто не тронул, остались нетронутыми дукаты в кошельке, многочисленные кольца, пряжки и ожерелья.

Александр, услыхав об этом, вышел из дворца и пошел навстречу тем, кто переносил покойника в замок Святого Анджело. Он остановил печальную процессию и с воем, плачем и стенаниями бросился обнимать тело любимого сына. Александр рвал на себе волосы, бил себя в грудь.

– Смерть тем, кто это сделал! – кричал он. – Никакие пытки не сравнятся с теми, что ждут их! Я не успокоюсь, сынок, любимый сынок мой, пока не покараю убийц!

И, повернувшись к носильщикам, приказал:

– Возьмите моего возлюбленного, вымойте, надушите его, обрядите в лучшие одежды и похороните… О, Джованни, любимейший из сыновей, кто сотворил такое с тобой?.. И со мною…

И вот его обмыли, обрядили в герцогский наряд и ночью, при свете ста двадцати факелов, перенесли из замка Святого Анджело в Санта Мария дель Пополо.

Папа не провожал его, он смотрел из окна на печальное факельное шествие.

– О, Джованни, Джованни, – стонал он. – Самый любимый, самый дорогой, бесценный мой, что они с тобой и мной сделали?

Педро Кальдес приехал в монастырь. Увидев Лукрецию, он в большом волнении опустился на колени и поцеловал ей Руку.

– Я привез новости, ужасные новости! Я знаю, как любите вы его, поэтому постараюсь не очень вас пугать. Ваш брат…

– Чезаре! – вскричала она.

– Нет, ваш брат Джованни…

– Он заболел?

– Он исчез, а теперь найдено тело. В Тибре.

– Джованни мертв?!

Она пошатнулась, и Педро подхватил ее на руки.

– Мадонна, – шептал он, – дорогая мадонна…

Она села, прислонилась к Педро. В глазах ее была мука.

– Мой брат Джованни… Он был таким молодым, полным жизни…

– Его убили, мадонна.

– Кто?

– Никто не знает.

Она закрыла лицо руками. О, Джованни, только не ты, это невозможно… Она вновь видела его маленьким, вот он носится по детской, дерется с Чезаре… Дерется с Чезаре?!

Нет, это не может быть Чезаре! Его убил не Чезаре!

Она вздрогнула: не дай Господь хоть когда-то произнести эти мысли вслух…

Педро продолжал нежно ее поддерживать. Он рассказал ей все, начиная с ужина в винограднике Ваноццы. Лукреция глядела куда-то вдаль, представляя себе этот ужин.

Чезаре был там, и замаскированная фигура в кустах… Странная история, странная. Кто эта женщина в плаще и маске? Или то был мужчина?

– А нашли человека в маске? – спросила она.

– Нет. Никто не знает, кто это был.

– А мой отец?

– Он потрясен горем. Никто и никогда еще не видел его таким расстроенным, он сам не свой.

– А… Чезаре?

– Он делает все, что в его силах, чтобы успокоить отца.

– Ох, Педро, Педро, – заплакала она, – что с нами со всеми теперь будет?

– Мадонна, умоляю, не плачьте. Я скорее умру, чем соглашусь видеть вас несчастной.

Она легонько погладила его по щеке:

– Милый Педро, – прошептала она. – Милый и добрый Педро…

Он схватил пальцы, гладившие его щеку, и начал покрывать их горячими поцелуями.

– Педро, останься со мной, – попросила она. – Останься, успокой меня.

– Мадонна, я недостоин…

– Никто никогда не был так добр и нежен со мной, как ты. О, Педро, я благодарю святых, которые прислали мне тебя. Ты помогаешь мне переносить горе, ты успокаиваешь меня, потому что, Педро, мне очень страшно.

– Чего вы боитесь, мадонна?

– Не знаю, знаю только, что мне страшно. Но когда ты обнимаешь меня, Педро, страхи куда-то отходят… Так что не покидай меня. Останься и говори, говори, что будешь со мной, что поможешь мне пережить случившееся… Педро, милый Педро, не смей больше говорить о том, что ты недостоин. Будь со мной, люби меня… Потому что я люблю тебя.

Он поцеловал ее в губы, легко, боязливо, и она ответила на поцелуй.

В ней поднималась какая-то странная, яростная волна.

– Педро, я все время вижу это… Образы преследуют меня. Ужин… Фигура в плаще и маске… Мой брат… И Джованни. О, Педро, я должна изгнать их, я не могу их вынести. Мне страшно, Педро. Помоги мне… Помоги мне забыть, любимый…

Александр отдал приказ разыскать виновных в гибели сына и учинить над ними правый суд. В разговорах назывались имена многих, потому что врагов у Джованни хватало.

Говорили, что убийство задумал Джованни Сфорца, так как ревновал Лукрецию, делившую любовь Джованни Борджа, Чезаре и отца.

И Джованни Сфорца, и остальные подозреваемые быстро доказали свою невиновность. И было одно имя, которое никто не осмеливался произносить.