Виктория Холт - Три короны

Вскоре после их отъезда у Марии произошел второй выкидыш, на этот раз – без всякой видимой причины.

Горе ее было безутешно. Мария плакала, тосковала по уехавшим гостьям – уж они-то сумели бы как-нибудь успокоить ее. Сама она не могла понять, что случилось с ней. Все ли меры предосторожности она предприняла?

Вильгельм не мог не винить ее. Она была молода и глупа; она не могла сделать даже того, что запросто получалось у любой крестьянки, – родить здорового ребенка.

– О Вильгельм, Вильгельм, – уткнувшись лицом в подушку, рыдала она, – неужели мне суждено всю жизнь разочаровывать тебя?

Когда пришел Вильгельм, Мария уже поужинала. Его лицо было бесстрастно, но она поняла, что для столь позднего визита существовала какая-то причина; со времени второго выкидыша она его почти не видела и начинала подозревать, что он окончательно уверовал в ее неспособность родить ребенка, а потому не находил повода делить с ней супружеское ложе.

Небрежным взмахом руки он удалил служанок из комнаты. Затем подошел к письменному столу, нахмурился и процедил:

– Полагаю, эти книги тебе принес преподобный отец Хупер. Не так ли?

У нее учащенно забилось сердце.

– Да… это он принес их.

Вильгельм бегло пролистал одну из книг.

– Так я и думал. Опусы по истории протестантской церкви. – Он бросил книгу на стол. – Этот человек – такой же фанатик, как и твой отец.

Мария вздрогнула. Она не выносила, когда кто-то ругал ее отца, и знала о неприязненных отношениях между ним и ее супругом. Сам ее брак имел целью примирить их друг с другом – что, увы, не удавалось сделать никакими средствами.

– Он с таким же фанатичным упорством борется против кальвинизма, с каким выступает за католицизм. – Вильгельм посмотрел на нее с чуть заметной улыбкой, скорее походившей на ухмылку. – Если я когда-нибудь буду иметь дело с Англией, преподобный отец Хупер сможет забыть о своей мечте стать епископом.

Эти слова задели Марию не меньше, чем предыдущие. Она любила своего капеллана и его жену и сейчас испугалась, что ее супруг намеревается отослать их в Англию.

Не глядя на нее, Вильгельм добавил:

– Твой отец находится на пути в Голландию.

– Мой отец?!

Она вовремя спохватилась. Ему не нравилась ее привычка повторять все, что ей говорят. Странное дело, это случалось только в разговорах с ним.

– Да, решил нанести визит своей дочери. Он настолько заботится о ее благе, что приедет сам и все увидит своими глазами. Так он написал мне. А на самом деле – мчится на всех парусах в Голландию, потому что в Англии его больше не выносят.

– Больше не выносят моего отца? – не сдержалась уязвленная Мария. – Но Англия это его родина. Он наследник трона!

– Он – католик. Вот в чем корень проблемы: англичане не желают видеть католика на английском троне. Потому-то твоего отца и отправили в изгнание.

– Но они будут обязаны признать его…

– Полагаю, англичане – не из тех людей, которым можно говорить, что они должны и что не должны.

Глаза Марии расширились от ужаса.

– Но дело не может обстоять настолько плохо. Ты не преувеличиваешь?

– Думаю, скоро ты сама поймешь, что происходит в Англии, хотя и не была там больше года.

Эти слова он произнес с таким холодным сарказмом, что у нее вспыхнули щеки – но она, забыв о страхе перед мужем, встала на защиту отца.

– Я знаю только одно: мой отец – человек, с честью послуживший своей стране. Когда он возвращался с победами, одержанными в нелегких морских сражениях, народ встречал его как героя.

– Ну а теперь провожает как изгнанника.

– Неправда.

Вильгельм изумленно поднял брови.

– Я в это не верю, – твердо произнесла она.

В ее голосе не чувствовалось прежнего надрыва; он звучал так же холодно, как и голос ее супруга.

– Когда я могу увидеть моего отца?

Вильгельм опешил – он не был готов к такому отпору.

– Через несколько дней. А если будет попутный ветер…

– В таком случае я должна устроить достойный прием наследнику английской короны.

Мария повернулась и вышла из комнаты. Глядя на закрывшуюся за ней дверь, Вильгельм вдруг забеспокоился. Она явно взрослела: из этой короткой встречи он вынес такое чувство, будто говорил не со своей ранимой и безропотной супругой, а с какой-то другой женщиной. Очевидно, сказывалось влияние ее отца. Пагубное влияние, разлагающее. Поэтому предстояло быть начеку. Не потому, что он боялся ее перехода в католическую религию – нет, в этом смысле Яков не смог бы на нее повлиять. Но он был ее отцом, а такая чувствительная и сентиментальная женщина, как она, вполне позволила бы забить себе голову ненужными понятиями о дочерних обязанностях наследной английской принцессы.

Он должен был помнить о том, что после смерти Якова – или его отречения – корона перейдет к Марии. На роль супруга царствующей королевы он не согласился бы ни при каких условиях. Следовательно, Мария должна была уяснить, что муж превосходит ее во всем, по всем статьям; а это в свою очередь значило, что Марию предстояло как можно скорее настроить против ее отца.

Несмотря на неприязнь к тестю, Вильгельм устроил ему самый почетный прием. Герцога и его свиту он встретил сразу по прибытии в сопровождении трех тысяч гвардейцев отвел во дворец Гааги.

Когда официальная часть приема была завершена, Яков подошел к дочери. Расспросив о настроении и домашних делах, он заметил, что ее здоровье, по всей вероятности, оставляет желать лучшего.

– Неважно выглядишь, дочурка, – сказал он. – Должно быть, это из-за климата – слишком уж здесь сыро и холодно.

– Не думаю. Между нашим климатом и английским почти нет никакой разницы, – пожал плечами Вильгельм.

– Напротив, разница огромна. Наш климат мягче, умеренней. Разве Мария болела так часто, когда жила у себя дома? Постоянные недомогания, два выкидыша! Нет, все-таки в Голландии условия не те – не то что у нас.

– Не хватало еще, чтобы ее выкидыши начались в Англии, – буркнул Вильгельм.

Было ясно, что дружественные отношения между ними не сложатся.

Яков все время говорил о плохом голландском климате, сказывающемся на самочувствии его дочери. Вильгельм не скрывал, что ему известна причина пребывания Якова в Голландии, и не упускал случая намекнуть на то, что эта причина не поднимает его в глазах народа, твердо стоящего на позициях протестантства и еще на забывшем ужасы испанской инквизиции.

Мария была в отчаянии.

Поднявшись в покои Марии, Яков и его супруга по очереди обняли ее. Все трое всплакнули. Марии было хорошо и спокойно – впервые за все время слезы принесли ей облегчение.

Мария-Беатрис сказала:

– Увы, теперь это наше единственное утешение – видеть нашу дорогую Марию.