Тереза Ромейн - Фортуна благоволит грешным

– А вы помните, в какой стороне север?

– О боже, для человека, у которого в голове пусто, это слишком сложно. Что, если я опишу вам стол как циферблат часов? – Бенедикт молча кивнул, и Шарлотта продолжала: – На девяти часах от вас стоит баранина, на трех часах – рыба.

Затем она объяснила расположение овощей, и Бенедикт довольно неплохо справился, накладывая еду на свою тарелку так же, как это делали другие. Один раз он промахнулся мимо блюда с горошком и царапнул вилкой по столу, но кто-то, ни слова не говоря, просто пододвинул горошек поближе.

Все блюда были простыми, но хорошо приготовленными, так что он был вполне доволен. К тому же о нем здесь заботились… А вот на борту корабля… О, там все по-другому.

Когда Бенедикт съел примерно половину всего, что положил себе на тарелку, открылась входная дверь. А затем последовала обычная возня – шорох одежды и шарканье подошв. Потом вдруг послышался какой-то стук – словно передвигали мебель. После чего – негромкий разговор. И входная дверь закрылась.

Через несколько секунд послышались шаги преподобного Джона Перри, а затем – его голос.

– О, вы сели за стол без меня! – воскликнул викарий.

– Но ведь все было горячим, – отозвалась его жена. – Я уверена, ты бы не хотел, чтобы труд кухарки пропал даром.

– Да-да, конечно, – пробормотал мистер Перри. – Фрост, слуга доставил из «Свиньи и пледа» ваш сундук.

Так вот что означал тот стук… Бенедикт кивнул и поблагодарил. Потом тихо спросил:

– А как… Нэнси? – Он вдруг сообразил, что не знал ее фамилии.

– Теперь она упокоилась, бедняжка, – со вздохом ответил викарий, занимая пустой стул во главе стола. – Будут проводить расследование. Коронер созывает суд присяжных. Меня вызовут как свидетеля, – снова вздохнув, добавил преподобный.

– Дедушка, у тебя неприятности? – с тревогой в голосе спросила Мэгги. – Тебе придется опять от нас уйти?

– Это нельзя назвать неприятностями, моя девочка. Им нужна помощь, вот и все. – Викарий помолчал, собираясь с мыслями. – Однако ума не приложу, что коронер захочет у меня узнать. Ведь я просто читал молитвы… Как вы полагаете, миссис Перри, они захотят, чтобы я вспомнил, какие именно молитвы? Но я уже не помню. Был очень взволнован, как вы понимаете…

– Нет-нет, папа, – сказала Шарлотта. – Не думаю, что в данном случае это имеет значение. Главное – ты находился с ней рядом в момент ее кончины.

– Но ее руки… Поттер хотел, чтобы я скрестил ей руки на груди, как только она скончалась. Имеет ли это значение? Я колебался, хотя мне, наверное, не следовало медлить. Но потом я, конечно, сделал все так, как хотел Поттер.

– Нужно будет сообщить ее родным, – сказала миссис Перри.

– У нее нет родных, – ответил викарий. – Она осиротела три года назад. И тогда же стала служанкой на постоялом дворе.

– Строфилд – вот ее семья, – тихо произнесла Шарлотта. – Постоянным посетителям «Свиньи и пледа» будет ее очень недоставать.

– Вероятно, один из них и совершил это… деяние, – пробормотал викарий. – Ужасное деяние. Нэнси мало что могла об этом рассказать. Она очень ослабела… и словно потеряла рассудок. Говорила что-то, но я не мог понять, что именно.

Бенедикту хотелось спросить, понял ли викарий хоть что-то из слов девушки, но он решил, что сейчас не следовало задавать такой вопрос.

– Жаль, что я не пошла с тобой, – заявила миссис Перри. – Возможно, я что-нибудь поняла бы.

– Может, и так, – согласился викарий. – Но я разобрал только отдельные слова. Она несколько раз повторила «кошачьи глаза» и «накидка». И все время дрожала. Вероятно, от холода. Ведь тепло жизни покидало ее… – со вздохом добавил викарий.

– Папа, поешь, – вмешалась Шарлотта. – Ты, должно быть, проголодался. Давайте обсудим все это позже.

– А разве нам нужно это обсуждать? – пробормотал викарий.

– Нет, конечно, если ты не хочешь. – Шарлотта немного помолчала, потом вновь заговорила, и в голосе ее тотчас появилась какая-то особенная теплота. – Мэгги, дорогая, положить тебе горошка или картошки?

– Я хочу погладить Капитана, – пробормотала девочка.

Бенедикт догадался, что это – та самая любимая старая гончая.

– После обеда, дорогая, – ответила Шарлотта.

Мэгги молчала, но Бенедикт не слышал скрипа стула, из чего заключил, что девочка осталась за столом. Возможно, даже ела. Казалось, Мэгги была очень послушной и не возражала, когда за ней кто-то присматривал. Впрочем, Бенедикт бы не удивился, если бы девочка проводила больше времени со слугами, чем с родственниками. Ведь ее дед был постоянно чем-то озабочен, а бабушку больше интересовало прошлое, а не настоящее. У него в детстве было почти так же. Повсюду – книги, которые, казалось, смеялись над ним из-за того, что ему никак не удавалось разобрать, что же в них написано, хотя читать-то он вроде бы умел… И Бенедикт часто убегал на кухню, где все было понятно и где было гораздо веселее.

Но потом, оказавшись на борту корабля, он первое время тосковал по дому – хотя, конечно, не в том смысле, что ему хотелось вернуться к «книжной» жизни в доме родителей. Нет, он тосковал по месту, где мог чувствовать себя непринужденно, где слышалось уютное звяканье горшков и где звучали хорошо знакомые голоса. Иногда его просили подать или принести, а потом хвалили за хорошо выполненную работу, которую он не должен был делать.

В детстве та старая кухня олицетворяла его мальчишеские представления о доме, но это был единственный дом в его жизни. А вот будет ли у него когда-нибудь другой дом – этого Бенедикт не знал.

– Мистер Фрост… – Голос жены викария прервал ее мысли. – Мистер Фрост, ваш друг сообщил в письме, что вы написали книгу. О чем же она?

– Лорд Хьюго, – уточнил Джон Перри. – Его друг – это лорд Хьюго Старлинг, хотя мистер Фрост зовет его просто по имени.

Невольно улыбнувшись – в голосе викария слышались и благоговение, и упрек, – Бенедикт утвердительно кивнул.

– Да, это так. Мы с лордом Хьюго познакомились в Эдинбурге через год после того, как я ослеп. Мы оба изучали медицину. Обладая необычайно живым умом, Хьюго просто хотел заняться чем-то новым. Ну, а я… Я знал, что не смогу больше служить во флоте, и потому решил…

– Но вы же не сможете быть практикующим доктором, – заметила миссис Перри. – С вашим зрением это невозможно.

– Совершенно верно, мэм. Я знал, что не смогу стать доктором, но это было лучше, чем сидеть в моей тихой комнате в Виндзорском замке.

– В замке?.. – прошептал викарий. – Вы жили в замке?..

Бенедикт откашлялся и проговорил:

– Ну, в реальности это не столь грандиозно, как можно подумать. В замках темно, а комнаты в них – очень маленькие. И вот я, как «Морской Рыцарь Виндзора», в качестве пенсии получил там жилье.