Людмила Гордеева - Иоанн III Великий. Книга 2. Часть 3

– Проси, – приказал он своему боярину.

Тот удалился, вскоре тяжелая бронзовая ручка массивных дверей стукнула и на пороге появился архимандрит Вассиан. Это был большой неторопливый человек, дородный, как и многие Оболенские. Одет он был в простую черную рясу и мантию, голова его была открыта, шапку он, видно, оставил вместе с шубой в сенях. О его высоком сане говорил лишь деревянный посох, украшенный сверху золотым шишаком с крестом. Густые темные волосы его были закручены сзади черным жгутом и убраны внутрь под рясу. Весь он, несмотря на подчеркнутую скромность платья, несмотря на монашеский чин, был слишком чистеньким, слишком холеным. Особенно поразили митрополита его красивые руки с длинными изящными пальцами и массивным золотым перстнем-печаткой.

Это наблюдение также шевельнуло в Геронтии неудовольствие, похожее на зависть, но он постарался подавить в себе недобрые чувства. Поднялся навстречу гостю, благословил.

– Ты знаешь, друг мой, для чего я пригласил тебя…

– Догадываюсь, господин мой, – спокойно ответил гость.

– Присаживайся, – митрополит указал на стул, сам же вернулся на свое кресло с высокой резной спинкой.

– Завтра открывается собор. Ты, стало быть, знаешь уже, что мы должны избрать епископа Тверского, и на это место тебя рекомендовал сам великий князь Тверской Михаил Борисович по согласованию с нашим государем Иоанном Васильевичем. Я тоже наслышан о твоих добрых делах и от души одобряю этот выбор. Надеюсь, и преосвященный собор не отклонит твою кандидатуру.

Вассиан сдержанно улыбнулся и поблагодарил митрополита за добрые слова. Тот поджал свои тонкие жесткие губы и продолжил ласковым голосом:

– Однако мне хотелось бы еще раз напомнить тебе, что ты возглавишь одну из наших самых трудных епархий, где много противников у православия, где вольготно чувствуют себя и католики, и униаты…

Князь внимательно глядел на митрополита, стараясь понять, чего тот хочет, и взгляд его был настолько умен и проницателен, что Геронтий смутился, поняв, что говорит прописные истины человеку, не глупее его самого, запнулся, но, отвернувшись ненадолго в сторону, продолжил:

– Тебе все это известно, но мой долг предостеречь тебя и напомнить, сколь это опасно для единства и чистоты нашего православия и как важно потрудиться в Твери на совесть, чтобы оградить народ от дурного влияния католичества и униатов.

Гость с полным смирением внимал своему духовному руководителю, всем своим видом выказывая почтение. Это понравилось Геронтию, и он продолжил:

– Готов ли ты дать клятвенную грамоту от имени Тверского епископа, что никогда не отступишь от православия, от нас, тебя поставивших на Тверской престол, и никогда не станешь подчиняться сатане басурманскому Спиридону?

– Готов, отец мой, у меня и в мыслях такого быть не может.

– Тогда давай теперь же подготовим бумагу, завтра зачтешь ее при всем преосвященном соборе и клятву дашь да крест поцелуешь. Вот тебе перо, бумага, я помогу написать ее. Придвигайся к столу.

Вассиан принял из рук митрополита бумагу, отодвинул тяжелую книгу, мешавшую ему удобнее расположить лист на столе, сел удобнее и приготовился писать.

– Ты начни, как обычно: «По благословению митрополита…»

Князь аккуратно выписывал буквы, обмакивая перо в маленькую серебряную чернильницу. Закончив, поднял глаза на Геронтия:

– Я никогда не писал подобного, мой господин, подскажи дальше!

Геронтий, довольный учтивой интонацией гостя, вздохнул и продолжил диктовать, заглядывая в заготовленную заранее бумажку:

– Я, Вассиан, епископ Тверской, по благословению Святого Духа, дал эту грамоту за своей подписью и печатью братии нашей, боголюбивым архиепископу Великого Новгорода Феофилу…

Далее владыка подробно перечислил всех архиереев Руси, не забыв упомянуть и о низших чинах, и о прихожанах, приступив к главному, ради чего и приказал написать эту клятвенную грамоту:

– … о великом Божьем деле, о том, что меня, худого, поставил господин и отец мой Геронтий, митрополит всея…

Владыка на мгновение запнулся, раздумывая, как назвать свое государство – по-новому или по-старому? Но решил, что прав этот заносчивый Вассиан Рыло, новое название звучит весомее, за ним – будущее:

– Митрополит всея Русии…

Гость старательно выводил слова и тоже запнулся при написании нового названия государства. Придержав перо в воздухе, он опустил его на бумагу и с видимым удовольствием выписал это красивое звучное слово, в котором ощущалась широта земель Русских – «всея Русии».

Написав под диктовку еще несколько фраз о своем рукоположении «в великую степень святейшества… вами, моею братиею, боголюбивыми архиепископами», князь-игумен оторвался от письма и спросил Геронтия:

– А мой предшественник писал такое письмо?

– Не писал. Потому мы и намучились с его своеволием. Да о том и толковать не хочется. Ты только не обижайся. Я тебе доверяю, иначе и не благословил бы в епископы Тверские. Но власть и обстоятельства нередко так меняют человека, что он и сам себя не узнает. Твоя клятва, данная тобой добровольно, без принуждения, заставит тебя задуматься, если вдруг обстоятельства сложатся для нас неблагоприятные. Так что пиши дальше.

Он вновь глянул в свою заготовку и продолжил:

– А от своего господина и отца, преосвященного Геронтия, митрополита всея Русии, или кто вместо него будет иной митрополит у престола Пречистой Богоматери и у гроба великого чудотворца Петра, не отступить мне никакими делами. А к митрополиту Спиридону, получившему поставление в Цареграде, в области безбожных турок, от поганого царя, или кто будет иной митрополит, поставленный от латыни или от туркской области, не приступить мне к нему, ни общения, ни соединения мне с ним не иметь никакого.

«Как грубо», – подумал Вассиан, но продолжил старательно писать дальше.

– В подтверждение сего и дана эта добровольная грамота вам, моей братии, за своей подписью и печатью, – продолжил Геронтий. – А сию грамоту я, Вассиан, епископ Тверской, подписал своею рукой.

– Все? – спросил гость.

– Думаю, достаточно, – молвил митрополит. – Теперь подпиши. И печать приставь.

Стригин-Оболенский потер свой перстень о пропитанную красной краской ткань в коробочке, которую подал ему владыка, и приложил к грамоте. Он волновался, и печать получилась смазанной.

– А что если меня завтра не утвердит братия? – спросил он.

– Тогда порвем эту бумагу, да выбросим. Только этого не должно случиться. К тому же самые строптивые владыки Феофил Новгородский да Вассиан Ростовский не приедут.

«Вассиан как раз меня бы поддержал», – подумал Стригин о хорошем друге их семьи – архиепископе Ростовском. Именно он когда-то послужил юному Васе Стригину примером для подражания. Да и имя монашеское взял в его честь, хотя роль тут сыграло и мирское имя князя – Василий.