Натали Питерс - Маскарад

Гнев, охвативший зал, давал о себе знать все громче и угрожающе. Но Раф завершил свою речь выкриком:

– Вы предложили мне офицерское звание в вашем флоте. Я отвергаю ваше предложение. Я – еврей, но даже у еврея есть гордость. Я не буду служить шлюхе, какой стала Венеция, поскольку непомерно люблю ту красоту, которой она издавна обладала.

Он стоял прямо напротив Лоредана. Ни один из них целую минуту не двигался с места. Толпа затаила дыхание. Раф бросил пергаментный свиток к ногам Лоредана, сошел вниз с подиума и стал прокладывать себе путь сквозь толпу к выходу в дальнем конце зала.

Потрясенные его жестокими, но справедливыми словами, заклейменные позором, сенаторы расступались и давали ему пройти. Их башмаки скрипели по мраморному полу. Мантии шуршали. Устрашающая тишина нависла над палатой.

Потом раздался женский смех. Его звук был таким высоким, ясным и веселым, что он разорвал густое молчание – так пение птицы звучит сквозь туман. Смех снял напряженность и вывел собравшихся в зале из оцепенения. Возобновился громкий и взволнованный ропот.

Услышав смех, Раф Леопарди остановился. Он быстро обернулся и увидел женщину, стоявшую у дверей в окружении пары щеголей в масках. Она была тоже в маске и помахивала маленьким веером.

Дрожа от гнева, Раф сделал шаг к ней. Сопровождающие ее мужчины инстинктивно приблизились, собираясь в случае необходимости прийти на помощь. Глаза женщины насмешливо смотрели на Рафа сквозь прорези в маске. У нее были странные глаза. Переливчатые и серые.

Его взгляд завлек ее. У него были черные глаза, окруженные длинными черными ресницами, что делало их необычно большими. Черные густые брови угрожающе сомкнулись.

Фоска обратила внимание на руки крепкого, широкоплечего, вместе с тем стройного человека – крупные, грубоватые, с ногтями, никогда не знавшими маникюра. Одежда его вызывала смех: красная атласная шляпа на макушке непричесанной густой шевелюры, вместо мужских туфель-лодочек солдатские ботинки, свободные панталоны и черный сюртук, плотно облегающий широкие плечи и узкий в рукавах. На нем была довольно чистая рубашка, хотя и без кружев.

Фоска рассматривала эту необычную личность, ее красивые губки сложились в презрительную улыбку, но внутри она вдруг почувствовала странное тепло. Ей казалось, что, кроме них, в комнате никого нет и что он собирается прикоснуться к ней. Удивительно, однако такая мысль не вызвала у нее отвращения.

Фоска больше не могла выносить его пылающий взгляд. Она отвернулась и что-то сказала Джакомо. Когда она снова перевела на него взгляд, мужчина уже уходил, быстро направляясь к выходу. Толпа поглотила его. Сердце Фоски громко стучало, в груди закололо. Она забыла сделать вдох.

Оказавшись на улице, Раф был взят в полон все прибывающей, приветствующей его толпой. Находившиеся вне здания люди каким-то чудом уже узнали все, что он сказал в зале сената, и встречали его как героя. С ликующими криками они подняли его на руки и понесли. Женщины прорывались к нему, чтобы поцеловать, прикоснуться. Его красная шапка слетела.

Фоска и ее чичизбео пили кофе у Флориана. Ее утреннее дурное настроение исчезло, испарилось в никуда. Из-под нижнего края маски алели щеки, глаза сверкали.

Джакомо тяжело вздыхал.

– Он их уже держал в своих руках и послал к черту. Теперь ему больше никогда не получить судов. Они, по-видимому, конфискуют «Магу», а вместе с ней и долю моего груза! Что с ним случилось? Разве он не понимает, что революционное витийство сейчас не в моде?

– А я не услышала в его словах ничего революционного, – заметила Фоска.

– В них громче звучало предательство, чем революционность, – решил Антонио. – Тот момент, когда вы рассмеялись над ним, Фоска, незабываем. Вы его просто обескуражили.

– Не понимаю, что на меня нашло, – сказала Фоска. – Но его пассаж о евнухах и шлюхах был совершенно абсурден.

– Идиот, – мрачно пробормотал Джакомо. – Дайте мне только встретиться с ним! Он не получит от меня ни гроша!

Антонио, вы должны благодарить меня за то, что я спас вас от этого негодяя.

Отпивая кофе, Фоска чуть вздрогнула.

– Ужасный человек! Настоящий головорез! Он, конечно же, не дворянин. Более того, думаю, он вообще не принадлежит к человеческому роду!

– Надо было предвидеть, что он использует этот повод. О, эти евреи! Будь моя воля, давно бы вышвырнул их отсюда. Бросить приказ об офицерском звании мне в лицо! Какая наглость!

Пьетро Сальвино, секретарь Алессандро, съежился от страха, слушая возмущенные речи своего шефа. У Пьетро была сгорбленная спина и покалеченная нога, поэтому казалось, он всегда выражал раболепство.

– Что теперь предпринять сенату? – кипел Алессандро. – Вы мне можете сказать? Здесь постоянно кто-то чего-то добивается – нового судна, церкви, моста. Предполагается, что мы должны либо добыть деньги из воздуха, либо поднять налоги, либо сотворить чудо. Меня нисколько не удивит, если я узнаю, что Леопарди и Сагредо заварили всю эту кашу, чтобы унизить меня. Сагредо был вполне готов использовать свою неудачу и некомпетентность, чтобы преподать мне наглядный урок. Ведь он из года в год твердит о развале нашей обороны. А тут, на его счастье, подвернулся еврей, который спас его от позорного мученичества.

– Но было бы хуже, ваше превосходительство, если бы погиб весь флот, а вместе с ним и адмирал Сагредо, – осмелился вставить Пьетро. – Вы полагаете, что инквизиторы арестуют Леопарди?

– Как? – сердито спросил Алессандро. – Он – герой! Народ пойдет на штурм дворца и всех нас повесит. Вы не слышали, что произошло на площади Сан-Марко? Они подождут, пока толпа не переключится на что-то новое, и тогда схватят его.

– Мир наблюдает за происходящим…

– Возьмите письмо из Франции. Все правильно. Но хороши ж мы будем, если сегодня вынесем ему благодарность, а завтра бросим в тюрьму!

– Они направят на его след шпионов, – мягко предположил Пьетро.

– О да. Я полагаю, они уж это сделали. Выясните, Пьетро, что они знают. Все выясните. Вы знаете людей, которых они используют. Может, им удастся завербовать кого-нибудь в гетто. Этот человек опасен. Он только что вернулся из Америки, и голова его забита чепухой о демократических идеалах. Узнайте все, что сможете, о нем, о его происхождении и прочем.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – вкрадчиво сказал Пьетро. – Я уже фактически составил на него досье. Но у меня было мало времени.

– Да? Ну тогда скажите, что знаете.

– Леопарди, ваше превосходительство, незаконнорожденный. Для евреев, насколько я понимаю, это весьма необычно. Они очень следят за своими дочерьми. Кто его отец, неизвестно. Его мать умерла сразу же после его рождения, и его воспитывал дедушка, торговец в гетто. Судя по всему, дела старика шли хорошо. Мальчику наняли умелых домашних учителей, и он отправился в Падую изучать юриспруденцию. Но его дед погиб, направляясь в Грецию, и Леопарди оставил учебу и принял дело на себя. Он оказался практичным, проницательным дельцом. Инвестировал несколько торговых миссий, а потом приобрел собственное судно и научился им управлять. «Мага» зарегистрирована на имя владельцев-христиан, хотя они мелкие инвесторы. На самом деле судно принадлежит Леопарди и двум другим купцам-евреям.