Джил Грегори - Сладкая мука любви

– Ну, давай! – воскликнула она с вызовом. – Чего ждешь, дай мне сдачи!

– Стоило бы, – с неестественным спокойствием ответил Такер. – Ох и стоило бы, Маллой, хотя бы для того, чтобы научить тебя манерам. Для начала порядочные люди благодарят за помощь. Надо было оставить тебя валяться посреди чистого поля, чтобы к утру койоты обглодали тебе уши. Можно было догадаться, что от того, кто носит фамилию Маллой, благодарности не дождешься. – Он вдруг ухватил Эмму за ворот клетчатой рубашки, которую она носила в школу, и так рванул, что приподнял ее над кучей соломы. – Зря только силы на тебя тратил!

– Пусти! Пусти меня! Я закричу! – залепетала девочка, внезапно испугавшись, но отчаянно стараясь не показать этого.

Их лица были не более чем в паре дюймов друг от друга. Синие глаза Такера горели гневом, и жар, казалось, распространялся от них, пронизывая ее, раскаляя воздух, так что невозможно стало дышать…

– Ну так кричи! – сказал он.

– Я… я…

А потом случилось то, чего не ожидал ни один из них. Только что Такер гневно смотрел на Эмму – и вдруг он поцеловал ее.

Это длилось недолго, несколько мгновений, а потом он даже не отпустил, а оттолкнул ее, так что она снова рухнула в солому, целый год превшую у задней стены овина. Но Эмма уже не сознавала этого. По правде сказать, она не сознавала ничего. А потом осознала, и это было как вспышка молнии.

Такер Гарретсон, ее злейший враг, ее обидчик, оскорбитель ее отца, только что поцеловал ее! Девочка вытерла губы, словно они были запачканы этим поцелуем.

– Убирайся! Оставь меня в покое!

Такер поднялся и отступил с ошеломленным видом. Растерянно взъерошил волосы и огляделся, словно впервые увидел окружающее. Заметив, как пылает лицо Эммы, он тоже вспыхнул.

– Я сделал это, чтобы ты заткнулась, – объяснил он странным, чужим голосом. – Не воображай себе ничего, ясно?

– Чтоб ты провалился! Чтоб ты…

Не слушая, он повернулся и пошел прочь по тропинке, на которой началось это страннейшее в ее жизни событие. Сначала ей показалось, что он спасается бегством, прежде чем ей придет в голову позвать на помощь, но нет, он шел не спеша, как бы намеренно выказывая пренебрежение к такого рода опасности…

…Эмма очнулась от воспоминаний и раздраженно села в постели. Что с ней такое, в конце концов? Она ждала этого дня годы и должна думать только о том, что снова дома, но ей не пришло в голову ничего лучше, чем Такер Гарретсон! Будь он проклят! Будь проклята вся их семейка, включая отца и брата! От них одни неприятности. Как легка, как прекрасна была бы жизнь, если бы они взяли и исчезли из Уиспер-Вэлли, из Монтаны, с лица земли!

Усилием воли Эмма заставила себя думать о другом. О чем угодно, только не о человеке, который одним своим существованием ухитрился испортить ей возвращение.

Как только удалось остановить поток воспоминаний, девушка уловила доносящийся снизу упоительный аромат. Знаменитые цыплята Коринны уже на подходе. Самое время переодеться к ужину.

Втроем они отдали должное мастерски приготовленным блюдам, потом вышли на веранду и долго сидели там, попивая кофе и глядя во тьму. Ветерок, напоенный запахами ночи, легко касался лиц, и небо там, где давно догорел закат, все еще отливало пурпуром. Эмма не успевала отвечать на вопросы о колледже, о тетушке Лоретте, у которой жила все эти пять лет, о вечеринках, выездах на балы и в оперу, о пикниках и катаниях на лодке, о званых вечерах. Но когда она, в свою очередь, стала расспрашивать отца о жизни на ранчо, ответы последовали странно уклончивые.

– Все хорошо, – повторял он с преувеличенным оживлением. – Все просто прекрасно!

– Папа! Дела на ранчо плохи? – наконец прямо спросила Эмма.

– Отнюдь нет. «Эхо» процветает.

– Может быть, не хватает рабочих рук?

– Это еще почему? Вполне достаточно.

– Может быть, расчетные книги не в порядке? Теперь я могу помочь тебе с ними, папа. Мисс Донахью, учительница математики, всегда говорила, что у меня способности. Я могла бы…

– Доченька, все в полнейшем порядке. Тебе не о чем тревожиться.

Наступило недолгое молчание, пока девушка решала, сменить тему или продолжать расспросы. Наконец она решительно вскинула подбородок.

– Я уже не ребенок, папа, и ты это знаешь. Меня не так-то просто расстроить или напугать. Ты можешь без страха сказать мне все.

– Видишь, Коринна, к чему приводит богатое воображение, – заметил Уин Маллой с принужденной улыбкой. – Неужели в колледже намеренно развивают его?

– Хм-м… – неопределенно отреагировала экономка. Я уже сказал и повторяю, Эмма, что все в полном порядке.

Но вопреки заверениям весь его вид говорил о том, что что-то не так. Желваки на щеках, вздернутые плечи, сдвинутые брови – все отражало затаенное беспокойство. Уин Маллой мало изменился за пять лет, даже седины не прибавилось в темных волосах. Все так же аккуратно подстрижены усы, все так же упрямо выдвинут подбородок, походка не утратила упругости и легкости. Но тем более заметны были перемены другого рода, неуловимые, смутные, странным образом изменившие его больше, чем возраст. В лице Уина появилось новое, иное упрямство, несвойственное ему от рождения, под глазами легли тени давней бессонницы. Эмма повернулась к Коринне:

– Что здесь происходит?

Экономка открыла рот, но Уин метнул ей предостерегающий взгляд.

– Если я пророню хоть словечко, которое расстроит молодую хозяйку в день возвращения, хозяин даст мне расчет, так что придется мне держать мой болтливый язык за зубами. Это его собственные слова.

После этого она плотно сжала губы и умолкла, скрестив пухлые руки на груди.

– Даст расчет? Папа? Тебе? Какая нелепость!

Эмма не успела высказать все, что думала по этому поводу, – раздался стук копыт. В одно мгновение отец был на ногах: он вглядывался в темноту, сжимая в руке «кольт». Эмма и не заметила, когда он успел выхватить его. К счастью, нежданный гость приближался открыто.

– Уин, это я.

Эмма узнала голос шерифа Уэсли Гилла. Тот спешился точным, уверенным движением человека, полжизни проведшего в седле. Враскачку – так ходят моряки и ковбои – он подошел к дому и поднялся на веранду. Маллой спрятал «кольт» и уселся с видимым облегчением.

– Уин, Коринна, мои приветствия.

– И тебе того же, Уэсли.

Шериф прокашлялся, смущенно поглядывая на юную брюнетку, смотревшую на него с изумлением. Он рад был бы оказаться где угодно, только не на ранчо «Эхо» в день возвращения Эммы Маллой в родной дом. Однако этого было не избежать. Он быстро окинул внимательным взглядом эту девчонку, которая столько раз сидела за его воскресным ужином и с округлившимися глазами ловила каждое слово, когда он рассказывал сказки своим детям. Она играла в шашки с его сыном Сетом, его жена Сью Эллен учила девушку печь пироги, а однажды, в шестилетнем возрасте, эта юная особа чуть было не спалила его дом. Теперь это была молодая женщина – настоящая красавица, с роскошными черными волосами, свободно рассыпавшимися по плечам.