Елена Арсеньева - Любовный водевиль

Именно Проказову, безмерно щедрому моту, разжигавшему сигарки ассигнациями, и предназначалась в лакомство дебютантка Аннета. Хозяйка полагала, что он не постоит за ценой ради удовольствия!

– Весьма рада видеть вас, мсье Леспьегль, – сказала мадам Жужу, слегка кланяясь в сторону прочих гостей и никому не подавая руки: она прекрасно понимала свое место в обществе и умела не претендовать на большее. Кроме того, она по старинной моде нюхала табак и знала, что в ее пальцы запах сей неискоренимо въелся. Конечно, обоняние мужское отравлено трубками и сигарами, а все же негоже уловить им табачный дух, исходящий от разодетой в декольте, в каскадах драгоценностей дамы, которая радеет об их удовольствии. Как-то оно… не comme il faut. – Однако так раненько не ждала, уж не взыщите, коли подождать придется.

– Только по возможности недолго, – чуточку хрипловатым голосом, к которому вполне подходило определение «чарующий», проговорил Проказов. – Нам нынче еще на премьере в театре надо побывать, а прибыли мы сюда потому, что один наш приятель, слишком долго пребывавший в свите Артемиды, выразил наконец согласие расстаться с цветком своей невинности.

С этими словами он обернулся и показал мадам Жужу на молодого человека в сером сюртуке, изрядно измятом и вывалянном в сене. Сено же торчало из растрепанных темно-русых волос его. Физиономия его была довольно симпатичная, только ужасно помятая и бестолковая, глаза бродили туда-сюда, не в силах ни на чем сосредоточиться. Порою он исторгал из себя нечто совершенно бессмысленное, что-нибудь вроде: «Будьте здоровы!», или «Восхищают меня ваши забавы, господа!», или вовсе несуразное, к примеру: «Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы», или «Чего тебе надобно, старче?» Словом, он был до безобразия пьян, и опытная в таких делах мадам Жужу не без издевки подумала, что нынче перестать служить Артемиде, а проще говоря, расстаться с невинностью этот юнец вряд ли окажется способен.

– Так что пристройте его к какой-нибудь красоточке, да поскорей, а нам пока велите шампанского подать, – продолжал Проказов.

Ну что же, желание клиентов всегда было законом для мадам Жужу, а потому она кликнула Мюзетку и велела увести юнца, которого, как выяснилось, звали Петром Свейским. Мюзетка, конечно, надула губки, узнав, что ей придется развлекать не Милашеньку-Сереженьку, а Душечку-Петрушечку. Но у мадам Жужу девушки были вышколены самым подобающим образом, своевольничать не смели, так что Свейского благополучно увлекли терять его залежавшуюся невинность.

Пока лакей откупоривал шампанское, мадам Жужу отвела Проказова в нишу окна для интимной беседы.

– А для вас, дражайший Леспьегль, у меня кое-что припасено, – проговорила она с дразнящей улыбкою. – Лакомство совершенно особенного свойства. Нарочно для вас прибережено.

– Новая девица, что ли? – оживились плутовские зеленые глаза.

– Новая, новехонькая! – кивнула мадам. – Свеженькая, такая прелесть, что пальчики оближете. Бутон, розанчик, утренней росою сбрызнутый!

– Бутон, розанчик… – насмешливо повторил Проказов. – Опять станете шлюху за невинность выдавать? Ох, знаю я вас, мадам Жужу!

Мадам Жужу состроила обиженную мину, однако в углах ее губ таилась шаловливая улыбка. Был за ней грех, пыталась она таким образом надуть Проказова… И почти надула, да вот беда, всего лишь почти…

И вдруг улыбочка пропала с лица мадам Жужу. А что, если Проказов невольно угадал? Что, если Хвощинский солгал насчет Аннетиной девственности? Что, если он попользовался-таки своей бывшей подопечной и именно поэтому так поспешно сплавил ее в «Магнолию»? Ох, кажется, мадам Жужу дала нынче маху… Уж, казалось бы, стреляный она воробей, на мякине ее никак не проведешь, а ведь, очень может быть, оплошала-таки. Надобно было сразу доктора позвать и удостовериться самой! Но теперь лица терять нельзя.

– Да как хотите, голубчик Леспьегль, – сказала она с видом оскорбленной королевы. – Коли не по нраву вам мой сюрприз, так ведь другой искатель легко найдется, не сомневайтесь. Вот хоть бы и господин Хвощинский – он тоже весьма охоч до бутончиков-розанчиков…

Мадам едва не подавилась от смеха, говоря это, и с трудом удержала на лице обиженную гримасу.

– Ну вот еще, – передернул плечами Проказов. – Да что он сможет, этот старый потаскун, с молоденькой-то? Слюни пустит, а толку чуть! Зачем вашему розанчику портить первое впечатление от мужчины? Я ее возьму, заверните! – хохотнул он. – Только на всякий случай давайте уговоримся, что деньги я вам уплачу уже после того, как сдую пыльцу с вашего цветочка. Ладно, мадам Жужу? Ежели и в самом деле невинность розовая в наличии – все выложу до копейки. Ну а коли товар с гнильцой, как купцы говорят, то не взыщите! – Он развел руками.

– Ну уж нет! – воинственно уперла руки в боки мадам Жужу, мигом выставив наружу свое замоскворецкое, а отнюдь не парижское происхождение. – Ищи вас потом, свищи! Нет, денежки вперед!

– Вы меня обижаете, – загрустил Проказов. – Мыслимо ли в таком тоне с благородным человеком?!

Они еще некоторое время попререкались, а потом сошлись на половинном авансе. Тем временем все шампанское уже было выпито приятелями Проказова, и он велел подать еще. И только мадам Жужу с наслаждением сделала первый глоток «Вдовы Клико» (Проказов налил и ей – спрыснуть сделку), как раздался ужасный шум, и в комнату ворвалась Мюзетка, волоча за собой еле стоящего на ногах Свейского.

– Пусти меня, чучело! – бормотал он. – Изыди, уродина!

– Вот! – закричала Мюзетка. – Слышите, господа, как он меня честить изволит?! За что? Почему?!

– А чего ты меня раздевать принялась? – заплетающимся языком, но вполне связно выговорил Свейский, освободившись наконец от цепких Мюзеткиных рук. – Ты мне кто? Дядька? Дядька, я тебя спрашиваю, чтоб штаны с меня тащить? Я такого баловства не люблю. И рожа у тебя зело размалевана… А может, ты блудная жена? – И он с таким ужасом принялся оглядывать и впрямь боевито раскрашенную, с пережженными буклями Мюзетку, что его сотоварищи, а Проказов – первый, закатились хохотом.

– Экий переборчивый! – с неудовольствием пробормотала мадам Жужу. – Пришел в бордель, а невинности хочет?

– Невинности хочу! – пьяно махнул рукой Свейский.

– Есть такая, да не про вашу честь, сударь, – хмыкнула мадам Жужу. – Так что не больно губу раскатывайте. Иному предназначена. Тому, кто побогаче вас будет!

Приятели Свейского внезапно принялись переглядываться да перемигиваться. Мадам Жужу удивленно взглянула, но те вдруг, точно по команде, замолкли, причем некоторые из них старательно зажимали рот руками, давясь хохотом. Мадам повернулась к Свейскому и успела увидеть, как он грозит приятелям кулаком, причем его пьяно шатало из стороны в сторону даже от этих невинных движений.