Натали Питерс - Опасное наваждение

На следующее утро я нашла на берегу тело капитана Сьюарда. Я сняла с него одежду и зарыла тело в землю. Потом выстирала белье и высушила на солнце. По крайней мере Сету будет что надеть. Они со Сьюардом были примерно одного роста. Затем я занялась поисками пищи. Среди выброшенных на берег обломков парохода я нашла только бутылку бургундского, потрепанный лоскут парусины и несколько кусков веревки. Все это я собрала и принесла к костру.

Сет бредил. Я обмыла его холодной водой, надеясь, что его организм достаточно силен, чтобы справиться с лихорадкой. Однако полной уверенности у меня не было, так как я помнила, как он вел себя на пароходе всю последнюю неделю: долго лишаемый еды и сна организм не может сопротивляться болезням. Я ужасно хотела есть, но боялась надолго оставить Сета одного. Поэтому я приказала своему урчащему животу умолкнуть и набраться терпения. В чемодане лежала икра, но едва ли это была подходящая для нас еда.

Я часто меняла повязки на ожогах и внимательно оглядывала раны, боясь увидеть признаки инфекции. В полдень я сделала из найденной парусины подобие тента, чтобы прикрыть Сета от солнца, которое хоть и не палило, но было достаточно жарким, чтобы ухудшить его лихорадочное состояние. И я ждала, убеждая себя, что нет смысла на что-то надеяться или о чем-то сожалеть. Я просто каждую минуту и каждый час должна была делать все, что в моих силах.

Я не думала, что делаю это из любви к нему, и убеждала себя, что поступила бы так же с любым человеком или даже животным. Но это, конечно, было неправдой. Его раны явно болели, и мне казалось, что это болит частичка меня. Когда он шевелился, стонал или вскрикивал, я чувствовала пронизывающую боль в ноге, руке, во всем теле. Сет был частью меня, а я частью его. Да, именно так.

Спасение пришло днем в лице фермера, который ездил в Сент-Луис покупать зерно. Я услышала далекий шум телеги и побежала на звук. Я выскочила на дорогу и, наверное, испугала беднягу до смерти, когда вдруг оказалась прямо перед его мулом. Я размахивала руками, как безумная, и кричала, чтобы он остановился. Он последовал за мной к нашему импровизированному лагерю и согласился, что нужно немедленно отвезти Сета к нему на ферму. Дорога заняла три часа, но мы успели до темноты.

Я сидела на краю телеги, прижимая Сета к себе и пытаясь как-то уберечь его от толчков, потому что дорога была сплошь в рытвинах и ухабах. Я шептала ему нежные слова, которыми обычно успокаивала лошадей, и они на него, кажется, тоже действовали.

Фермера звали Курт Геллер. Он был худощавый, молчаливый, но добрый и гостеприимный, такой же, как и его жена. Они приняли нас и благодарили Бога, что мы уцелели в этой страшной катастрофе. Сами они приехали в Америку из Германии и пришли в восторг, когда узнали, что я могу разговаривать на их языке.

Курт спросил, состоит ли этот мужчина со мной в каком-либо родстве, и я сказала им правду: что я его жена. Тогда он любезно уступил мне с мужем свою собственную маленькую спальню на то время, пока Сет не выздоровеет.

Герр Геллер в ту же ночь проделал тридцать миль и столько же обратно, привезя доктора, который не смог сделать больше, чем уже сделала я. Он оставил немного мази от ожогов и сказал, что Сет, вероятно, выживет, если в ближайшие несколько дней справится с лихорадкой.

Они так обо мне беспокоились! Фрау Геллер время от времени подменяла меня, чтобы я могла немного поспать, но большую часть времени я сама ухаживала за Сетом, протирая его тело влажной тряпкой и успокаивая его. Наконец жар спал, лихорадка отступила, и мы поняли, что он поправится. Это было такое облегчение, что я даже немного поплакала.

Его первые слова были:

– Что ты здесь делаешь? Почему ты не поехала за ними?

Я только вздохнула. Ну что ты поделаешь с таким человеком?! Естественно, он рвался продолжать погоню и злился, что слишком слаб для этого: не мог пошевелить и пальцем. Не меньше его раздражала и необходимость спать со мной в одной кровати.

– Какого черта ты сказала им, что мы женаты? – проворчал он однажды ночью.

– Потому что это правда, – ответила я. – Ты же знаешь этих богобоязненных христиан. Если бы они подумали, что мы не муж и жена, они бы не позволили мне даже прикоснуться к тебе.

Я разделась, стянула через голову теплую ночную рубашку и скользнула в нашу постель.

– Не беспокойся, – язвительно сказала я, заметив, как он напрягся. – Я не собираюсь тебя изнасиловать. Но я также не собираюсь спать на полу.

– Чертова сука, – мрачно пробормотал он. – Это все из-за тебя.

– Из-за меня?! – Я буквально подпрыгнула от бешенства и села в кровати. Сет шумно вздохнул, и я поняла, что резким движением потревожила его раны. Ну и пусть. Если бы не я, он бы сейчас валялся мертвым на дне реки и вообще не мог чувствовать боли. – Мне следовало оставить тебя тонуть, – кипела я. – Мне нужно было позаботиться о собственном спасении и не думать о тебе. На моем месте ты бы поступил именно так! Тебя надо было оставить рыбам! Какой же ты неблагодарный черт! Я вот этими руками вернула тебя к жизни, когда ты уже умер, ухаживала за тобой, кормила, мыла, словно ты гигантский младенец! Ба! Надеюсь, твоя нога сгниет, а руки отвалятся! Разве я просила о благодарности? Я даже не просила о добром отношении. Но обвинять меня! Это уже слишком. Это подло и несправедливо. А-а, да что еще от тебя можно ожидать? Теперь я сама не желаю лежать рядом с тобой.

Я вскочила с кровати и сдернула с Сета одеяло.

– Я не стала бы спать с тобой, будь ты самим королем Англии!

Завернувшись в одеяло, я легла на полу. Сет закашлялся, потом вздохнул и наконец фыркнул. Я была почти уверена, что слышу его сдавленный смех.

Ему становилось лучше день ото дня, и он все больше злился из-за нашей задержки. Наконец он убедил герра Геллера отвезти нас в Сент-Луис. Я поцеловала на прощание фрау Геллер в высохшую щеку и сунула ей в руку одну из безделушек, подаренных мне Людвигом. Даже если у них не будет нужды ее продать, пусть в их унылом доме появится что-то яркое и красивое, на что можно посмотреть в грустную минуту.

Нас трясло, как горох в ведре. Каждая рытвина или бугорок на дороге причиняли Сету боль. Но на этот раз я не делала попыток оградить его от этой пытки. Скрестив руки на груди, я сидела на другом краю телеги, время от времени презрительно поглядывая на него. Между нами, словно стена, стоял мой чемодан. Лицо Сета побелело и покрылось крупными каплями пота. Я мужественно не замечала, как ему плохо, пока он не потерял сознание. Тут угрызения совести одолели меня, и я бросилась к нему, как мать к раненому ребенку. Его больная нога ударялась о грубо стесанные бока телеги, сквозь бинты проступила кровь. Я крикнула герру Геллеру, чтобы он остановился, и мы устроили маленький совет. Выше по реке, милях в десяти, было небольшое селение. Мы решили остановиться там на ночлег и назавтра засветло добраться до Сент-Луиса.