Мэй Макголдрик - Бунтарка

– Полезайте внутрь, – приказал баронет священнику.

Бормоча слова вечной благодарности, секретарь епископа распахнул дверцу и впрыгнул в карету с невероятным для своей комплекции проворством.

– Новый магистрат сэр Роберт Масгрейв объявил награду за головы этих ребят, – поведал возница Николасу доверительным тоном. – Говорят, он хочет повесить всех «Белых мстителей», которых поймает. А это неправильно, доложу я вам, когда большинство местных фермеров души не чают в этих мятежниках. Впрочем, не мне, простому вознице, об этом судить.

Прежде чем карета тронулась, леди Спенсер высунулась из окошка:

– Не стоит вмешиваться, Николас. Их слишком много.

– Не волнуйтесь, матушка. Я просто хочу на них взглянуть.

– Тогда почему бы не подождать, когда прибудет следующий фургон? Со слугами тебе в подмогу…

– Со мной ничего не случится. – Жестом он велел вознице ехать. – Пожалуйста, присмотри за моей сестрицей.

Дождавшись, когда карета скроется за поворотом дороги впереди, Николас вскочил в седло и, обнажив шпагу, пришпорил животное.

Острие лезвия ножа оставило тонкий белый след на багровой морщинистой коже горла человека.

Испуганный епископ перечислил все, что мог предложить, в обмен на свою жизнь, начиная от мешков с деньгами, доставленных в любое место, куда они пожелают, и кончая отказом от всех церковных поборов в епархии в течение всего года. За крещение, венчание, похороны. За все.

Они достигли своей цели, и главарь подал знак к отступлению. Священник остался стоять привязанным к дереву, зажмурившись и бормоча молитвы. Богатые одежды священника были замараны. Однако вреда ему не причинили, если не считать нескольких царапин на лице.

– В другой раз, когда задумаешь вступать в сделку с магистратом, вспомни, что с тобой произошло сегодня, – прошептал ему в ухо молодой исполин, убирая в ножны кинжал. – Мы всегда тебя отыщем.

На глазах главаря все тот же исполин, прежде чем уйти, ударил епископа кулаком в бок. Старик поморщился от боли.

Мешок с деньгами опустошили. Трофеи, забранные ранее из экипажа епископа, унесли. Отряд рассеялся так же неожиданно, как и появился. Остался только предводитель в маске, восседая на прекрасной лошади.

Привязав своего жеребца к суку березы у дороги, Николас наблюдал за происходящим из сосновой рощи. Спустя некоторое время священник поднял голову и взглянул на одинокую фигуру.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – взмолился он, когда всадник начал медленно к нему приближаться.

Стиснув рукоятку шпаги, Николас бесшумно устремился вперед. У предводителя бунтовщиков был лишь заткнутый за пояс пистолет. Николас надеялся захватить его врасплох, чтобы тот не успел выстрелить.

– Я признаю свою вину! И отдаю вам все земное богатство, каким обладаю… я… – У священника кровь отлила от лица, когда всадник, подъехав ближе, вынул из-за пояса нож. – Я… я…

Николас бросился вперед, но, не достигнув дороги, остановился, когда увидел, что бунтовщик наклонился, чтобы перерезать веревки, связывавшие руки священника.

– Учи милосердию и состраданию свою паству, священник. В этих добродетелях люди очень нуждаются.

Голос был низкий и хриплый, и все же что-то в его тоне заставило Николаса помедлить. Заметив, что всадник направился в его сторону, он укрылся за деревом, убрал шпагу в ножны и прислушивался к приближавшемуся стуку копыт.

Как только голова лошади поравнялась с деревом, за которым он скрывался, Николас выскочил из укрытия и, схватив всадника за рубашку, стащил с седла. Потеряв равновесие, оба упали на землю. Пистолет мятежника отлетел в кусты у дороги.

Откатившись в сторону, главарь бунтовщиков подобрал камень, но Николас оказался проворнее и успел подставить руку. Кусок серого сланца изменил траекторию. Готовясь схватиться с противником, Николас испытал разочарование, поскольку тот бросился в лес. Николас припустился за ним.

Маленького роста, но чрезвычайно ловкий и быстрый, человек легко бежал по густому подлеску. Николас догнал его почти у самой дороги. Он уже собирался его схватить, когда мятежник вдруг обернулся и с силой лягнул его, целясь, в пах. Николас увернулся, и удар пришелся в бедро.

Ринувшись на мятежника в маске, Николас хуком справа сбил его с ног. Распластавшись на мятежнике, Николас мгновенно оседлал его. Придавив тщедушное тело своим весом, он занес кулак для нового удара. Но замер.

Шляпа бунтовщика отлетела в грязь, и шарф, закрывавший лицо, сполз вниз. К своему величайшему изумлению, Николас увидел перед собой разъяренное женское лицо. Неудивительно, что ему ничего не стоило стащить ее с лошади.

Поразительно привлекательное личико обрамляли вырвавшиеся из заточения черные кольца кудрей. Черные, как ночь, глаза метали в Николаса гневные стрелы молний. От удара в углу ее рта уже образовалась припухлость. Не отдавая себе отчета, он коснулся ее окровавленной губы, но она ударила его по руке, изрыгнув при этом вереницу слов на гэльском языке. Имея опыт встреч на боксерском ринге с ирландскими бойцами, Николас понял, что женщина встретила его отнюдь не приветствием.

– Увидев тебя, я буквально лишился дара речи.

Она ответила ему новым пространным ругательством, заставившим Николаса вскинуть брови.

– На твоем месте, маленькая фурия, я бы осмотрительнее обходился со словами. – Он вынул из внутреннего кармана сюртука носовой платок. – Я готов простить тебе те оскорбления, которыми ты осыпаешь меня, но моего отца, мать, жену и лошадь? Это уже чересчур.

Из уголка ее рта выкатилась и поползла по щеке струйка крови. Николас собрался ее промокнуть, но женщина снова попыталась его ударить. Тогда он схватил ее за руки, зажав обе в одной ладони.

– Клянусь, я не причиню тебе зла.

Когда он предпринял вторую попытку промокнуть кровь на ее щеке носовым платком, она стала сверлить его взглядом. Заглянув ей в глаза, он потерял счет времени. Женщина обладали поразительной красотой. В ее глазах бушевало пламя.

Николас все еще сидел сверху, вдавливая своим весом ее тело в листья и мох. Он не мог не залюбоваться округлостью ее груди, вздымавшейся под белой мужской рубахой. Его взгляд упал на пульсирующую жилку на ее шее, затем перекочевал к темным кольцам волос, беспорядочно обрамлявшим овал лица, и остановился на полной чувственной нижней губе. Припухлый след от удара вызвал у него чувство раскаяния, но ее магические глаза вновь приковали его внимание.

В то мгновение, когда она перестала вырываться, он почувствовал себя плененным.

– Кто ты? – спросил он хрипло, осторожно прикладывая носовой платок к ее разбитой губе.

И вдруг ощутил острую потребность вытянуться на ее теле и проверить, не испытывает ли и она такое же физическое влечение к нему. Оно было столь велико, что Николасу пришлось отпустить женщину, чтобы побороть свою похоть. Он резко встал, стараясь прогнать из головы плотские мысли. Сердито хмурясь, протянул ей руку, но от предложенной помощи она отказалась. Тогда он наклонился и, схватив ее за локоть, грубо поднял на ноги.