Кимберли Кейтс - Прекрасная лилия

У Магнуса перехватило дыхание, он поднял голову, и страх мелькнул в его глазах.

– Ты спятил, отец! Ни одному воину в Гленфлуирсе еще не удавалось одолеть Нилла!

– Думаешь, я надеюсь, что ты бросишь ему вызов, как и положено мужчине? – зычно расхохотался Конн. – Чушь! Ни ты, ни я не разделяем его дурацких представлений о чести, верно? Правда, для приемного сына я приберегал другую смерть – хотел, чтобы Нилл сам пронзил себе грудь мечом.

Магнус злобно фыркнул:

– С чего бы ему вздумалось это делать? Весь Гленфлуирс сейчас у ног этого ублюдка!

– Это верно. Именно поэтому нам и придется действовать по-другому. У меня есть план. Что, если во время праздничного пира в кубок с вином добавить капельку, всего одну…

– Яд?! – В глазах Магнуса вспыхнула надежда. – Здорово! Отличный план!

– Это не так просто, как тебе кажется, сын мой. Если Нилл Семь Измен, легендарный, непобедимый воин, вдруг бездыханным рухнет на пиршественный стол, вся Ирландия догадается, что это убийство. Надо действовать осторожнее. И вот тут-то тебе и придется доказать, что ты достоин быть моим наследником.

– Но как?

– Мы воспользуемся другим снадобьем. Когда Нилл почувствует, что едва держится на ногах, он будет вынужден удалиться в свои покои. А ты, воспользовавшись этим, нападешь на него и убьешь. Но помни: ты должен убить его до того, как на его лице появятся признаки действия яда.

Лицо Магнуса исказилось от страха.

– Но ведь Нилл – могучий воин. Что, если…

– Говорю тебе, он будет слаб, как новорожденный младенец. Можешь не сомневаться – я позабочусь, чтобы яда оказалось достаточно для того, чтобы даже у такого труса, как ты, хватило мужества убить его!

Магнус побагровел.

– Успокойся, сын мой, лучше вспомни, сколько раз ты мечтал увидеть, как твой меч вонзается в его тело. Грязный ублюдок, который должен был считать за честь, если бы ты позволил ему ползать под столом в поисках объедков! Скоро, очень скоро мерзавец заплатит за все, клянусь тебе, сын!

– Но неужели же никто не заподозрит, чья рука поразила его? Кто в Гленфлуирсе не знает о моей ненависти к нему?

Конн улыбнулся, заметив, что Магнус взирает на него с каким-то подобием суеверного страха, будто перед ним был не отец, а дьявол во плоти.

– Неужели ты думаешь, родной отец не оградит тебя от опасности? Ты убьешь Нилла, остальное предоставь мне. Клянусь, ни одна живая душа в Гленфлуирсе не заподозрит, что ты имеешь какое-то отношение к его смерти.

– Но как? Черт, ничего не понимаю!

– Представим все так, будто это был несчастный случай. Все очень просто – человек выпил больше обычного, поскользнулся, у него закружилась голова, и он упал. Разве так уж странно, если он при этом вдруг случайно – чисто случайно – упадет на меч? Вытащишь у него из груди свой меч, вонзишь в рану его собственный, и никто не докажет, что Нилл был убит! Только мы вдвоем будем знать правду, ты и я!

Искушение было слишком велико; даже более волевой человек, чем Магнус, не смог бы устоять.

– Я сделаю это, – торжественно поклялся он.

Впрочем, Конн ни минуты не сомневался, что так и будет.

– Да сгинет сын проклятого предателя!

Конн вгляделся в лицо своего первенца, и неясное чувство вины вдруг шевельнулось в его сердце.

– Это еще одно ужасное правило, которое необходимо знать будущему тану, – с грустью сказал он. – Иногда только смерть другого может спасти его.

Даже если это смерть собственного сына.

Пиршественный зал замка переливался огнями, дубовые столы ломились от снеди. Но ни одно из чудесных блюд, над которыми трудились искусные повара Конна, не могло заставить кого-либо из собравшихся на пир забыть о том, почему они здесь.

С молоком матери впитавшие героическое прошлое родной Ирландии, жители Гленфлуирса весело пировали, чувствуя себя свидетелями рождения новой чудесной легенды.

Разодетые в лучшие наряды, женщины упивались сознанием того, что судьба подарила им счастье присутствовать здесь в этот день. Перстни и браслеты, драгоценные золотые цепи и ожерелья украшали белые шеи и нежные груди. Воины, известные мужеством и доблестью, горделиво оглядывали зал. Нилл, облокотившись на стол, понимал, что бард оказывает ему великую честь, пообещав всем присутствовавшим в зале необычное удовольствие – новую балладу, написанную специально для этого случая, дабы присутствующие и их потомки могли сохранить в памяти историю подвигов Нилла.

Несмотря на витавший в воздухе восхитительный аромат жареного мяса, приготовленного специально для него по особому рецепту, несмотря на восторженные крики окружавших его людей, Нилл с нетерпением дожидался ночи, когда он сможет вкусить долгожданный покой. Он ловил себя на том, что может думать только о тех, кого оставил дома, представив себе, как распахнулись бы глаза Фионы при виде всей этой немыслимой роскоши, как Кэтлин, сидя рядом с ним за столом, сияла бы красотой, точно редкостный драгоценный камень, затмив остальных женщин в этом зале. Только мать, как ни старался он, так и не смог представить за этим столом – слишком много было здесь людей, которых она знала. Может быть, с того дня как она в последний раз была в Гленфлуирсе, лица их сильно постарели, но Аниера не могла не узнать среди гостей тех, кто много лет назад осудил на смерть ее любимого мужа.

Странно, почему эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову? – вдруг подумал Нилл, рассеянно оглядывая сидящих за столом. Ведь он знал чуть ли не каждого, но не старался вглядываться в окружавшие его лица, чтобы угадать тех, кто наслаждался, наблюдая казнь Ронана из Дэйра, и тех, кому до сих пор было стыдно при мысли об этом.

Он обвел взглядом зал, приглядываясь к тем, чьи седые бороды и морщинистые лица говорили о почтенном возрасте их обладателей. И со вздохом покачал головой. Чего он, собственно, добивается? Сделать так, чтобы эта бесконечная ночь превратилась в нескончаемую пытку? К тому же приличия требуют, чтобы он хотя бы сделал вид, что ему весело.

Сделав над собой усилие, Нилл отрезал сочный кусок жареного мяса, сунул его в рот и попытался разжевать, но ароматная оленина показалась ему безвкусной. К счастью, подумал он, в Гленфлуирсе есть по крайней мере один человек, кто вмиг разделался бы с этим куском – никто бы и глазом моргнуть не успел, как на столе стояло бы пустое блюдо. Представив себе худенькое хмурое лицо Оуэна, Нилл невольно улыбнулся. Того, что еще оставалось на блюде, приготовленном специально для героя празднества, будет достаточно, чтобы нарастить немного мяса на его костях.

Да, решил Нилл, пожалуй, это мысль. Проведя немного времени в компании Оуэна, он, возможно, заглушит гложущую его тоску по дому. Извинившись перед бардом, Нилл пробрался туда, где на почетном месте, окруженный шестью сыновьями, восседал Конн.