Гейл Линк - Песнь надежды

– Ты так уверен? – удивилась Джилли.

Рис вопросительно посмотрел на жену, чувствуя в разговоре второй, скрытый смысл, ему не понятный.

Лицо Тори оставалось спокойным, и лишь по тому, как едва дрогнули ее веки, можно было догадаться, что она почувствовала взгляд мужа. Виктория испытывала угрызения совести от того, что Рис ничего не знает о чувствах сестры к Рейфу, особенно теперь, когда она сама посвящена в планы Джиллиан. Теперь, когда любопытство Риса достигло наивысшего предела, скрывать все это было бессмысленно. К сожалению, в их план нужно было вносить поправки.

– Конечно, уверен, – ответил Рейф. – Я хорошо знаю Тони. Он – англичанин до мозга костей.

– Таким в свое время был и мой брат, – заметила Джилли.

– Рис не мог поступить по-другому, – возразил Рейф. – Он – исключение.

– Рис влюбился.

– Все равно, он – исключение.

– Не думаешь же ты, что судьба Риса может повториться с Тони или с кем-то еще?

– Нет, – сказал, как отрезал, Рейф.

– Как можно говорить с такой уверенностью? Тебе никогда не приходилось ошибаться?

Рейф пожал плечами.

– Приходилось, конечно, – ответил он лаконично. – Но только не в отношении Тони. – Рейф встал. – К сожалению, мне пора.

– До того, как ты уедешь, – сказала Тори, тоже вставая, – хотим сообщить, что мы устраиваем вечер в связи с твоим днем рождения.

– Зачем? Не стоит… – запротестовал Рейф.

– И не спорь, – тоном, не оставляющим сомнений, сказала Тори, в глазах которой светилась такая доброта, что спорить ему расхотелось. – Ты ведь знаешь меня.

Рейф перевел взгляд на Риса.

– Мне кажется, это великолепная идея, мой мальчик, – присоединился к жене хозяин дома.

– В самом деле, это отличная идея, – эхом отозвалась Джилли с выражением полнейшей невинности на лице.

– Сдаюсь, – только и оставалось ответить Рейфу. Поцеловав молодого человека в щеку, Тори рассмеялась. – Надеюсь, теперь у тебя нет прежней уверенности?

Отъехав от Энкантадоры, Рейф немного расслабился. Чувствовал он себя неважно. Во-первых, со страхом ожидал, когда Джилли спросит о предстоящей женитьбе. Ее молчание всерьез озадачило его. Может быть, она не хотела вести разговор на эту тему, потому что он закончится таким же результатом, как в тот вечер? Или выжидала более подходящего момента? А вдруг ее вообще это больше не волнует?

Во-вторых, во время разговора он не мог отвести глаз от Джилли. Господи, чего ему стоило оставаться спокойным, когда больше всего на свете хотелось сжать ее в объятиях и покрыть жадными поцелуями. Он до физической боли жаждал любви, его душа рвалась к девушке. Разве можно забыть, что всего несколько месяцев назад целовал эти нежные губы, прикасался к этой красивой груди? Ему хотелось протянуть руку, вытащить из прически Джилли два перламутровых гребня и выпустить на волю темный шелк удивительных волос, запутаться в них, ощутить тонкий аромат, оторвать от сиреневой блузки пуговицы, чтобы грудь ее распахнулась, расшнуровать изящные ботиночки, и снять чулки, раздеть всю и почувствовать тепло гладкой кожи…

Да, даже тем, кто мучается в аду, хотелось бы выпить глоток холодной воды.

Не успела Джилли закрыть за собой дверь, как кто-то настойчиво постучал. Девушка догадывалась, кто это мог быть, – Рис. Брат изучающе смотрел на нее, желая получить ответ на свой незаданный вопрос. Что она могла ему сказать? До сих пор у них не было секретов друг от друга. Разница в возрасте в двадцать лет не мешала им быть близкими, и единственное, во что Джилли не решалась посвятить брата, были их отношения с Рейфом. Поначалу девушке казалось, что это касается только ее, а потом она никак не могла дождаться подходящего момента, чтобы поговорить с Рисом.

– Это я, Джилли, – раздался его голос. Девушка открыла дверь.

– Нам необходимо поговорить. Что происходит? И, ради Бога, не смотри на меня так, будто понятия не имеешь, о чем идет речь. Это началось еще в Сан-Антонио, ведь так? – Он присел на стул, жалобно заскрипевший под весом его тела. Джилли опустилась в кресло и поджала под себя ноги.

– Все началось задолго до Сан-Антонио.

– Что все?

– Моя… привязанность к Рейфу.

– Привязанность? К Рейфу?

– Да.

– Что ты хочешь сказать?

– Я люблю его.

– Любишь? – взорвался Рис.

– Какая любовь? Ты ведь еще ребенок!

– Ребенок? Я давно уже вышла из того возраста, – спокойным и уверенным голосом проговорила Джилли. – Взгляни на меня, просто взгляни, – продолжала она с вызовом в голосе. – Разве перед тобой маленькая девочка, Рис? – Девушка подняла руку и прижала ее к груди. – Это настоящее сильное чувство.

Рис молча смотрел на сестру, размышляя над тем, что она только что сказала.

Джилли оказалась права. Она уже не та, какой он привык ее видеть: маленькой девочкой, играющей в куклы и лечащей плюшевых зверей. Перемены, происходящие с ней год от года, Рис старался не замечать. Гораздо спокойнее и привычнее было представлять сестру ребенком с детскими интересами, которые не имеют ничего общего с проблемами взрослых женщин. Рис по-прежнему считал, что Джилли еще рано влюбляться, страдать от неразделенных чувств, и уж, конечно, задумываться об отношениях между мужчиной и женщиной.

– Рис, скажи что-нибудь, – начала Джилли.

– А он тебя любит?

– Надеюсь.

– Надеешься? – удивился Рис. – И больше ничего?

– Это долгая история.

– В нашем распоряжении весь день.

– Сначала я задам один вопрос. Ты знал Рейфа, когда он был мальчиком?

Рис кивнул.

– Отличался ли он гордостью?

– Еще как, – ответил Рис. – Почему это тебя интересует?

– Нравится ли ему, когда его жалеют?

– О чем ты говоришь! Ни один мужчина не захочет, чтобы его жалели, моя дорогая, – ответил Рис. – И особенно – гордый. Но какое это имеет отношение к Рейфу и тебе?

– Это ответ на вопрос, любит ли меня Рейф. Сердцем чувствую, что любит, иначе я бы сюда не приехала. Но он боится признаться в своих чувствах.

– Почему?

– Мне известна причина, которую он выдумал и пытался внушить мне несколько месяцев назад, в Англии. Но теперь все ясно – Рейф лгал. И, прежде чем Рис успел что-либо сказать, прибавила: – Какая разница, что за причина. Он не хочет, чтобы я знала правду.

– Какую правду?

– О его прошлом.

Рис задумался. Странно, ему начинало казаться, что эта история не имеет ничего общего с молодым человеком, которого он принимает в своем доме – образованным и состоятельным. Когда Рейф впервые переступил порог Энкантадоры, он выглядел жалко: избитый и голодный, угрюмый и озлобленный. Через несколько месяцев мальчик, наконец, заговорил и поведал о том, как бесчеловечно обращался с ним сумасшедший отчим. И только по прошествии года открыл самую страшную свою боль: он – незаконнорожденный. Первый и единственный раз Рис увидел на лице Рейфа слезы. Он перевел взгляд на сестру.