Морган Лливелин - Дочь Голубых гор

– Ты не жена, – прожужжал голос, голос насекомого.

Откуда он это знает? Она откинулась на ковры, которые служили постелью, стараясь разглядеть его во мраке, но видела только маячущую над ней смутную черную тень.

– Ты не жена, – повторил Меняющий Обличье. – И твое место не здесь, а с твоим племенем. Наша сила уже не та, что прежде, осталось всего четыре друида, неблагоприятное число. Мы отчаянно нуждаемся в тебе для поддержания наших обычаев и традиций. После того как ты уехала, в нашем селении произошло много перемен. Новые мысли, которые привезли с собой скифы, совратили наших молодых людей. Они намереваются оставить горы, поселиться где-нибудь в другом месте. Как и ты, они безрассудно отворачиваются от того, что у нас есть, мечтают о других краях, о другой жизни. Они говорят о сражениях и славе, о военной добыче; громко, на все селение, распевают воинственные песни. Своими похвалами они вскружили Гоиббану голову, и он беспрестанно выковывает все новое и новое оружие. Он думает только о том, что создает, забывая о его назначении.

Она подумала, что, протянув руку, может дотронуться до него. Может нащупать его худое бедро, почувствовать, реален ли он или только видимость, понять, какова его истинная сила. Сила, которую она также могла бы обрести, если бы стала его ученицей в волшебном доме. Она представила себе, как Меняющий Обличье стоит над ее плечом, говорит, учит ее, накладывает отпечатки своей личности на ее личность, превращая ее в нечто, чем она не хочет быть… Она сжала кулаки под одеялом.

– Какое отношение все это имеет ко мне? – спросила она.

– Ты сильна духом. Молода и очень одарена, мы могли бы оказать большое влияние на наш народ. Они восхищались бы тобой, прислушивались бы к каждому твоему слову; но ко мне… ко мне они не хотят прислушиваться. Ты могла бы убедить их оставить безрассудные замыслы. Как я уже сказал, ты молода. Ты даже не представляешь себе, каким влиянием могла бы пользоваться. Тем более что я мог бы тебя обучить, помочь тебе…

– А Таранис? – перебила Эпона. – Как поступает Таранис в такой обстановке?

– Он хочет завоевать большую славу, чем его предшественник. Он честолюбив и заботится прежде всего о себе, – ответил Кернуннос. – И он думает, что добьется этого, если увеличит владения племени. Он слышит разговоры молодых об уходе, о том, чтобы силой, кровопролитием захватить новые места и обосновать там свои поселения. Он видит, что они небрежно относятся к совершению обрядов; он знает, что они уже не прислушиваются к голосам своих духов, а руководствуются лишь своей алчностью и желаниями, но он не пытается их разубедить.

– Селение кельтов переполнено жителями, Кернуннос, – сказала она. – Там уже нет места для постройки новых домов, нет подходящей земли для возделывания. Чтобы племя могло расти и процветать, оно, возможно, и в самом деле нуждается в расширении своих владений, в освоении новых занятий. Жизнь – это бесконечная перемена. Так учат сами друиды.

Она почувствовала его гнев, опаляющий, точно жаркое солнце.

– Тебя испортило общение с этими скифами, – воскликнул он обвиняющим голосом.

– Это не мысли скифов, мои собственные, – ответила она. – И я не уверена, что кельты должны цепляться за отжившие обычаи и традиции. Может быть, как раз пришло время для роста нашего племени, время выйти из чрева Матери-Земли и посмотреть, как далеко мы можем раздвинуть свои владения. Для этого необязательно прибегать к кровопролитию. Есть ожидающие нас пустые земли, далекие горизонты. Я даже как-то видела во сне… – Она осеклась, услышав предостережение своего духа.

Кернуннос быстро наклонился над ней, и она почувствовала на лице его жаркое дыхание.

– Что ты видела во сне? Что? Что?

Она не могла противиться исходившей от него непреодолимой силе.

– Я видела во сне земли, лежащие далеко на западе. На юге. За морями. – Ее голос смягчился, он как будто доносился из морского тумана, он как будто плыл на волнах воспоминаний. – Иберия, – прошептала она. – Альбион. – Ее голос звучал очень тихо и тепло, словно бы напоенный любовью. – Иерне. Зеленый остров на краю мира.

– Вот видишь, – с торжеством вскричал Кернуннос. – Ты и впрямь обладаешь необыкновенным даром. Ты должна вернуться, Эпона, и я научу тебя использовать этот дар на благо нашего племени.

Его настойчивость заставила ее вернуться из далеких земель обратно, в кибитку, и она вдруг ощутила опасность.

– Никогда, – воскликнула она неожиданно громким голосом. – Я не хочу иметь ничего общего с тобой, жрец.

Он уловил отвращение в ее голосе.

– Ты ненавидишь меня, девочка?

Она лежала неподвижно, стараясь вспомнить, каковы были ее первые чувства к Кернунносу.

– Да, – честно ответила она. – С самого начала, всякий раз, когда я смотрела на тебя, у меня было такое чувство, будто в глаза мне швырнули пригоршню песка. Сама не знаю почему.

Жрец вздохнул.

– Может быть, мы были врагами в другой жизни, в другом мире, я чувствую это, но у меня не было времени, чтобы заглянуть в прошлое, посмотреть, как складывался узор наших отношений. А теперь, когда я нуждаюсь в тебе, ты отворачиваешься от меня. – Его голос странно затихал, как будто он постепенно отдалялся. – Наш образ жизни будет разрушен, если мы не будем отстаивать его, Эпона. Наш народ может измениться до неузнаваемости. Ты должна возвратиться. Должна нам помочь… – Возможно, все и должно измениться, – сказала она. – Возможно, настало время для рождения чего-то нового. – За закрытыми веками она вдруг увидела лошадь, свободно скачущую к беспредельному горизонту. Свободно. Преодолевая все препятствия.

Вскрикнув в отчаянии, жрец упал на нее. Он дышал тяжело, как терзаемое жаждой животное, его голос совсем ослаб. Что-то волосатое, похожее на мужскую бороду, коснулось ее горла; она ощутила жаркое прикосновение губ к той артерии, где пульсировала ее жизнь.

Она изо всех сил оттолкнула Кернунноса и громко закричала. Жрец пятился назад, задевая о стоящие горшки и упряжь; Эпона стала искать у себя на поясе нож, и только тогда вспомнила, что оставила оружие вместе с одеждой, когда раздевалась. Она лежала с широко раскрытыми глазами; сердце ее бешено колотилось, губы пересохли, ей показалось, что кто-то прошел мимо и исчез.

– Кернуннос? – спросила она, но так и не получила никакого ответа.

– Эпона, – закричал Кажак, врываясь в кибитку. – Что с тобой? Ты звала на помощь? – Он сграбастал ее в свои мощные объятия и тряс с такой силой, что ее тяжелые распущенные волосы стегали их обоих.

– Со мной все в порядке, только не тряси меня так, – попросила она. – Это был…

– Да?

– Это был сон. Кошмарный сон.

Он отодвинулся и попытался разглядеть впотьмах ее лицо.