Морган Лливелин - Дочь Голубых гор

Шаманы задавали все новые и новые вопросы. Она смутно сознавала, что даже в таком беспомощном состоянии, в каком она находилась, они обращались с ней достаточно заботливо и уважительно. А ведь они никогда еще ни к одной женщине не относились с уважением. Кое-чего она все же достигла.

Наконец они ушли. А может быть, и не ушли, просто этот мир ушел прочь от нее, и Эпона почувствовала уже знакомое ей чувство погружения, соскальзывания в другие миры.

Другие миры, где она могла обрести спасение.

Другие миры, где она могла назвать заветные имена и надеяться на помощь.

В серой сумеречной круговерти она воззвала к духам своего народа. Сознавая, что отделена от них большим пространством и бесконечно долгим временем, она все же звала, отчаянно звала, надеясь услышать знакомый отклик.

Откуда-то, из дальнего далека, до нее наконец донесся голос. Резкий металлический голос.

– Эпона, – сказал Кернуннос.

Вздрогнув, она прекратила всякое сопротивление.

Очнулась она уже в другом шатре и, когда ее сознание, хоть и с трудом, прояснилось, поняла, что связана по рукам и ногам. Улыбаясь лживой улыбкой, над ней стояла одна из «служанок».

– Ты чувствуешь себя лучше, кельтская женщина? – спросила она.

– Где я?

– В безопасном месте… Человек без имени ищет тебя, но не найдет здесь. Он не увидит тебя до самой Тайлги.

« Тайлга. Это имеет отношение к тебе », – предостерег ее дух.

Эпоне хотелось закрыть глаза и снова уснуть, только уснуть, но дух воспрепятствовал этому.

– Что должно произойти во время Тайлги? – спросила она по его велению.

«Служанка» опустила глаза.

– Женщинам не разрешают присутствовать на жертвоприношении.

– Но ведь ты же знаешь… – спросила Эпона льстивым медоточивым голосом. – Ты любимица шаманов.

Женщина самодовольно ухмыльнулась.

– Да. Я первая рабыня Цайгаса. Грею его постель, пробую все, что он ест: нет ли там яда.

– Значит, ты должна знать о жертвоприношении. Женщины обычно знают больше, чем можно предположить с их слов.

Ухмылка превратилась в улыбку, как если бы они вдруг стали сестрами.

– Да. Говорят, что это будет совершенно особая Тайлга. Последняя Тайлга праздновалась как раз перед твоим приходом; она оказалась не очень удачной. Приношение было недостаточно щедрым. Но сейчас у нас есть две великолепные лошади: черная, чтобы умилостивить злых духов, и белая, которая будет послана к Табити, чтобы на следующий год она даровала здоровье князю.

«Стало быть, Колексес все еще жив», – облегченно вздохнула Эпона. Кажак был бы рад это слышать – вот только как ему сообщить об этом.

– Белая лошадь будет принесена в жертву ради здоровья Колексеса? – спросила она, чтобы удостовериться точнее.

– Повелителя племени, – сдержанно ответила женщина. – Жертвоприношение совершается и с другой целью. Во время Тайлги, перед жертвоприношением, белому коню предлагается женщина. Если конь примет ее, значит, в новом году племя будет процветать. С тех пор как Кажак привел демона-волка, чтобы угрожать Колексесу, у женщин нашего племени рождается недостаточно детей. Это тело, – она погладила свой плоский живот, – должно было зачать ребенка от шамана, но оно пусто. Цайгас обещал, что после Тайлги в моем чреве появится новый шаман.

– Ты сказала, белому коню предлагается женщина, что это значит?

Женщина ухмыльнулась, представляя себе зрелище будущего приношения.

– Шаманы дадут возбуждающее снадобье белому коню. Такое возбуждающее, что, выпив его, он полезет на женщину, которую будут держать для него. Через эту женщину плодовитость коня передастся всему племени.

– А что будет с женщиной? – спросила Эпона, с ужасом воображая себе громадный член жеребца.

– Женщина умрет, но зато племя станет быстро размножаться. Для этого жертвоприношения у шаманов есть совершенно особая женщина.

« Это ты выбрана для жертвоприношения, Эпона », – сказал беззвучный голос духа.

На какое-то время женщины оставили Эпону одну, но она была по-прежнему связана, а у входа стоял вооруженный стражник. Эпона была вся в поту от ужаса. Ее воображение все время рисовало описанную ей картину. Какому позорному унижению намереваются они подвергнуть прекрасное животное! Какое оскорбление его совокупление с женщиной нанесет Матери-Земле! Злые, подлые люди эти шаманы. Магия, которой они занимаются, вопреки мнению племени, не белая, а черная. И она, Эпона, беспомощна против них.

« Нет, не беспомощна », – сказал дух.

Крепко стиснув зубы и зажмурив глаза, она заставила себя сосредоточиться. Не погружаясь в сон, одним лишь усилием воли, она призвала серый клубящийся туман, тьму, которая уступила затем место свету. На этот раз ее не устрашит ничто, что бы она ни увидела.

« Духи моего народа , – воззвала она. – Будьте со мной ».

« Эпона» , – произнес голос.

« Я слушаю».

Она не видела ничего, кроме света и тени. Но чувствовала вокруг себя проявления жизни, не заключенной в какую-либо телесную оболочку, и тем не менее более насыщенной, чем существование плоти и крови; эта жизнь двигалась, трепеща и обжигая своим жаром. Сверкающая, ликующая жизнь.

Сквозь ее сомкнутые веки просочились редкие слезы радости.

« Духи моего народа , – шепнула она. – Помогите мне. Помогите Кажаку: он хороший человек» .

« Ты в долгу перед нами» , – послышалось в ответ.

« Да , – сказала она, признавая наконец правоту духов. – Я обязана вам своей жизнью ».

В клубящемся тумане ее коснулось что-то мягкое, и на миг она увидела искаженное мохнатое лицо с совершенно безумными желтыми глазами. Она в ужасе отпрянула, чувствуя, как напряглась нить, связующая ее с покоящимся в скифском шатре телом.

Затем ее тело подпрыгнуло, глаза открылись. Переход был таким резким, таким болезненно-мучительным, что она не сразу поняла, где находится. Затем она услышала завывания ветра, причитания шаманов и поняла.

Услышав совсем рядом какой-то шорох, она попробовала приподняться, но крепкие путы на ногах и руках помешали ей это сделать. Но она продолжала эти попытки, напрягая все свои силы, чтобы хоть немного их ослабить.

– Тише, Эпона. Кто-нибудь может услышать. – Кажак наклонился над ней с кельтским кинжалом в руке.

Глаза Эпоны наполнились радостью и облегчением. Какое-то мгновение он наслаждался лучившимся из них теплом, затем, обернувшись, посмотрел через плечо на безжизненное тело стражника, которое он втащил в шатер.

– У нас мало времени, – шепнул он. – Скоро шаманы придут за тобой… и моим конем.

– За твоим конем. – Она как будто разучилась говорить, так слабо звучал ее голос.