Мэрилайл Роджерс - Песня орла

Все продолжали молча есть ненавистную тушенку с хлебом, но в комнате повисла нехорошая угрожающая тишина. Принц мрачнел все больше, а Линет, как назло, не могла скрыть рвущейся наружу радости от того, что герой ее мечтаний оказался свободен и что теперь она может не упрекать себя за радости, похищенные у другой. Оставалась только вина перед отцом, которого она предавала своими грезами, а теперь еще и всевозрастающим чувством к его смертельному врагу. Она глотала тушенку, совершенно не понимая, что и как ест.

Но вот последняя ложка в последний раз стукнула о пустую миску, и Оувейн, чувствуя на себе ответственность хозяина дома, решил все-таки нарушить гнетущее молчание.

– Ну, друзья, поели славно. Теперь нас подстерегает другая опасность: все мы вынуждены говорить не на родном языке, и потому порой можем высказать не совсем то, что думаем… вернее, хотим.

– Прости меня, Оувейн, – вдруг вмешался в разговор взрослых Алан, до тех пор не обращавший ни на кого внимания. – Мне бы хотелось говорить на твоем языке, но…

– О, я тут ни при чем. – Бородач потрепал мальчика по каштановым волосам, понимая, чего стоят ему такие слова. – Просто я говорил о том, что можно неправильно понять друг друга, если не знаешь языка.

Брови Алана насупились, но, переводя взгляд с Оувейна на Дэвида, а затем и на Райса и увидя на их лицах ободряющие улыбки, он успокоился и просветлел лицом. Тогда хозяин властно постучал по столу широкой ладонью, угрожая перевернуть миски, к счастью уже пустые, и резко встал.

– Пошли, Райс. Сейчас мы с Дэвидом похвастаемся тебе нашими успехами в этот сезон! – И, дружелюбно улыбнувшись через плечо, бородач направился к двери. Несколько часов они втроем обходили поля, осматривали скот и проверяли сохранность запасов, спрятанных в небольших амбарах неподалеку, давая таким образом брату и сестре вполне насладиться обществом друг друга без посторонних.

Черный дым заклубился над горшком с лярдом, столь необдуманно поставленным вблизи открытого очага, и Грания бросилась тушить загоревшийся жир, в то время как Линет, закрывая лицо передником от удушливой вони, побежала открывать наружную дверь. Распахнув ее настежь, она полами платья принялась энергично выгонять из кухни невыносимый чад.

Потушив горевшее сало, Грания также присоединилась к пленнице, удвоив усилия по очищению жилища Орла от смрада. Вдвоем им это удалось достаточно быстро, и, уставшие, девушки уселись на крыльце, с жадностью вдыхая свежий прохладный воздух. Никто не упрекал друг друга и не взваливал ответственность за сгоревший лярд на чужие плечи.

Будучи не совсем уверенной в своей невиновности в происшедшем, Линет обнаружила вдруг, что и Грания пребывает в таком же сомнении. Надо сказать, что со времени визита заложницы в Ньювид-Фарм Грания хотя и не изменила ледяного отношения к ней, но все-таки попыталась установить некое подобие мира, допустив девушку к домашним хлопотам. Линет была довольна и этим, а потому с умиротворением и радостью смотрела сейчас на густые зеленые леса, раскинувшиеся вокруг обиталища принца Уэльского.

Тепло ласкового утреннего солнца потихоньку рассеивало голубоватый ночной туман, и земля, обильно смоченная дождем, постепенно подсыхала. Наморщив носик, Линет глубоко вдыхала приятный запах свежеомытой земли и аромат пряностей, в изобилии росших в небольшом огородике слева от крыльца. Испытывая почти блаженство, девушка была уже готова забыть даже те обстоятельства, что привели ее в этот уединенный дом.

По правде говоря, вина за предательство отца почти перестала угнетать ее и даже порой стала казаться надуманной, особенно в те вечера, когда Райс приходил домой рано и, сидя у огня, болтал с ней и Гранией о всяческих пустяках. Никогда до сих пор ни один человек, включая и ее собственного отца, не разговаривал с Линет так участливо и не интересовался ее мнением с таким любопытством. Порой все трое обсуждали даже такие сугубо мирские вещи, как, например, утверждение Райса о том, что уэльский длинный лук куда мощнее, чем норманнский арбалет. Линет находила такие беседы упоительными, тем более что они с Райсом по молчаливому уговору больше не касались тех щекотливых тем, что подняты были во время их путешествия в Ньювид-Фарм.

Грания упорно смотрела куда-то в угол, и Линет последовала ее примеру, но ничего, кроме грязных унылых стен, нигде не увидела.

– Дело в том, – неожиданно, как всегда, начала Грания, – что дом нуждался в побелке еще до того, как мы сюда перебрались, а для нас двоих, вооруженных кистями, дело это не составит никакого труда. – Лицо ее на миг просветлело. – Вот бы сюда Дэвида! Он так порадовался бы этой работе… – Грания наклонила голову, и на губах ее появилась усмешка, так роднившая эту гордячку с братом. – Хотя я лично и не понимаю, какое удовольствие можно найти в побелке.

Линет улыбнулась тоже. Она была довольна, что работой придется заниматься ей, а не Дэвиду, и совсем не задумывалась о том, откуда Грании известно о его пристрастии именно к этой работе. Девушке слова хозяйки говорили лишь о том, что дела между ними, пусть медленно, но все же идут на лад.

Вчера Грания даже позволила ей не только убираться, но и приготовить на ужин каплуна в молоке под медовым соусом, и когда Орел попробовал это блюдо, то в глазах его запрыгали веселые золотые огоньки, лучше всяких слов говорившие о том, что он доволен и прекрасно помнит разговор о еде в Ньювид-Фарм. Кушанье действительно было отменное.

И тут же, словно угадывая ее мысли, Грания заговорила о вчерашнем каплуне:

– Побелка может подождать до завтра… – решительность вдруг покинула ее, и она замялась. Наконец, прочистив горло, хозяйка дома все же неохотно закончила: – Ты лучше научи меня готовить то блюдо, что подавалось на стол вчера.

Линет растерянно заморгала, но, сдержав удивление, быстро заговорила, отвечая женщине, которая явно против своей воли обращалась к ней с такой просьбой.

– Я с радостью поделюсь с тобой рецептом, но для начала будет лучше, если мы вместе приготовим блюдо чуть-чуть попроще. Мы сделаем его как раз к сегодняшнему ужину! – Затаив дыхание, девушка ждала реакции Грании на столь деликатно сделанное ею предложение.

Что ж, смуглая жительница земли кимеров оценила и предложение, и такт, лоб ее разгладился.

– Ты, разумеется, права – вряд ли брату понравится, если ему на ужин каждый день будут подавать одно и то же.

И смутная горечь минувших бед снова вернула Гранию на десять лет назад, в то время, после которого она стала колючей недотрогой с язвительным острым языком. Никогда не признаваясь себе в этом, Грания все же в немалой степени позаимствовала у брата его мощное оружие – насмешливый цинизм, но, увы, ей недоставало его простоты и обаяния. Обладай она ими, и нужные слова нашлись бы с легкостью. Но вместо этого Грания резко выпрямила плечи и, глядя в лицо норманнке, не жалея себя, сказала: