Карен Хокинс - Навеки твой

– А, нет. У меня, видите ли, не было средств. – Рейвенскрофт увидел выражение лица Венеции и поспешил добавить: – Но я уверен, что это в конце концов уладится.

– Не знаю, с чего это мне пришло в голову, что вы пустились в это дело неподготовленным.

Рейвенскрофт явно почувствовал облегчение, однако Грегор знал Венецию лучше.

Она выглядела разгневанной богиней. Ее платье было испачкано и помято, прическа растрепалась, но серые глаза сверкали, точно серебро, а гладкая кожа порозовела от обуревавших ее чувств. Тревога терзала Грегора с самого утра. Исчезновение Венеции заставило его признать необходимость их дружбы для него. Он не только радовался присутствию Венеции в его жизни, она была ему нужна. Перспектива никогда больше не увидеть ее или по крайней мере не увидеть при таких обстоятельствах, которым они оба всегда радовались, вызвала у него ярость.

Самое худшее заключалось в том, что все прошедшие в тревоге часы погони он представлял себе Венецию подавленной, испуганной, страдающей от одиночества. Потом наткнулся на плачевные останки их разбитой кареты, засыпанные снегом. Грегору вдруг стало невероятно холодно при виде деревянных обломков и при мысли о том, что это могло означать.

Он был встревожен и возбужден, как никогда.

Обнаружив останки повозки, Грегор добрался до гостиницы и увидел там Венецию целой и невредимой, мало того, вполне бодрой, с веселыми искорками в глазах, словно она радовалась своей «загородной прогулке» с Рейвенскрофтом. И тут Грегор ощутил в груди совсем иное чувство, которое он даже не мог определить. Во всяком случае, оно могло дать новый толчок его бурному темпераменту.

Впрочем, он быстро остыл, заметив, с какой злостью и пренебрежением смотрит Венеция на своего похитителя. Усмехнувшись себе под нос, он откинулся в кресле и стал ждать дальнейшего развития событий.

Рейвенскрофт, склонный все на свете толковать в свою пользу, удовлетворенно кивнул и взял руки Венеции в свои.

– Я не из тех мужчин, которые совершают необдуманные действия. Разумеется, у меня есть план, который учитывает и предусматривает любые возможные осложнения.

Венеция перевела взгляд с Рейвенскрофта на окно, за которым по-прежнему валил снег.

– В самом деле? – проговорила она. Грегор с трудом сдержал смех. Рейвенскрофт крепче сжал руки Венеции.

– В самом деле, дорогая! После того как мы поженимся, мы уедем в Италию через Францию.

– Каким образом? Ведь это не дешевое удовольствие.

– Не думайте об этом. У меня достаточно денег, чтобы оплатить эту поездку.

– Полагаю, мы будем путешествовать с большой роскошью.

Рейвенскрофт смутился, но продолжал улыбаться.

– Если и не с роскошью, то, во всяком случае, с комфортом.

Грегор откашлялся. Венеция и Рейвенскрофт повернулись к нему.

– Мне известно, сколько стоит переезд во Францию через Ла-Манш, – сказал Грегор. – Много ли денег вы взяли с собой?

– Достаточно, – покраснев, ответил юнец.

– Больше двадцати фунтов?

Помолчав, Рейвенскрофт сказал:

– Конечно.

У этого щенка нет даже десяти фунтов, скорее всего у него вообще нет ни пенса, подумал Грегор, однако решил сделать парню некое снисхождение.

– Если у вас, предположим, имеется двадцать фунтов, вы сможете переправиться через Канал с относительным комфортом. Займете отдельную каюту, получите питание, а также уплатите за погрузку и разгрузку вашего багажа, лошадей и экипажа.

– А если у меня с собой меньшая сумма?

– На десять фунтов вы могли бы получить отдельную каюту, но, вам пришлось бы; самому заботиться о еде и о погрузке и разгрузке ваших вещей. Поскольку вы не уведомили мисс Оугилви о вашем предполагаемом бегстве, уверен, что багаж ее невелик.

– Даже очень мал, – сообщила Венеция с нескрываемым возмущением. – Рейвенскрофт, я вижу по выражению вашего лица, что переезд через Ла-Манш кажется вам куда более дорогим, чем вы думали. Вы навели хоть какие-то справки до того, как затеяли этот безумный побег в Италию?

Рейвенскрофт встрепенулся:

– Да, я это сделал! Мне сообщили, что жизнь там поразительно дешевая…

– Само по себе это прекрасно, тем не менее у вас не хватает денег даже на то, чтобы добраться туда. Но предположим, мы добрались бы, а на что стали бы жить? Возможно, вы рассчитывали на помощь моих родителей, но вы даже не знаете, в состоянии ли они оказывать такую помощь. Между тем они едва сводят концы с концами.

– Нет-нет, я никогда бы не стал просить об этом! Я думал, что когда мы туда приедем, то найдем маленький красивый домик на винограднике. – Рейвенскрофт выпрямился и просиял улыбкой. – Поселившись там, я собирался написать книгу.

Часы на камине громко тикали. За окном бесшумно кружились снежные хлопья, являя собой единственный движущийся предмет. Грегор вдавил кончики пальцев в ладони, сдерживая готовый вырваться у него в любую секунду смех.

Венеция бросила на него угрожающий взгляд, дав понять, что он никого не одурачит, потом снова повернулась к Рейвенскрофту:

– Хочу спросить вас об одной вещи.

Тот подался вперед.

– Чем, по-вашему, я стала бы заниматься, пока вы будете писать роман?

– Чем заниматься? Ну, я думал, вы станете содержать наш домик в чистоте и порядке, стирать нашу одежду в бадье, и развешивать ее на веревке сушиться на солнышке. – Он мечтательно улыбнулся. – У ваших волос слегка рыжеватый оттенок. И оттого кажется, что вы все время на солнечном свете.

Грегор едва не задохнулся. Рыжеватый оттенок? С чего Рейвенскрофт это взял? Впрочем… огонь в камине и вправду бросает золотистые блики на каштановые волосы Венеции. Странно, почему сам он этого никогда не замечал?

Венеция наклонилась так, что ее лицо оказалось на уровне лица Рейвенскрофта:

– Вы считаете, что я была бы рада стирать свои вещи вручную и развешивать их на веревке?

Его улыбка слегка потускнела.

– Я думал, вы не откажетесь помогать по хозяйству в то время, как я буду писать книгу.

– Развешивая ваше белье?

– И ваше. А также белье наших детей.

Она закрыла глаза.

– Я понимаю, что вы чувствуете! – произнес Рейвенскрофт со страстью. – Вы просто ошеломлены! Я и сам был в таком состоянии, когда до меня дошло, чем мы должны будем заниматься. Мы уедем в Италию, оставим позади цивилизацию и станем жить более простой жизнью. И более чистой. И возможно, – добавил он с немыслимой наивностью, – что когда у вас нашлось бы время, вы стали бы заниматься с местными детьми, взяли бы их себе в ученики, обучали их музыке и английскому языку, ну и так далее…

– В ученики? – тупо повторила Венеция. – Вы решили, что я стану делать все вами перечисленное и вдобавок стану гувернанткой?

– Всего несколько учеников, – поспешил сказать Рейвенскрофт. – Я вовсе не хочу, чтобы вы трудились в поте лица.