Кэти Максвелл - Искушение леди

Он не мог бороться со своим отцом, зато теперь мог сразиться с ними обоими.

Дебора прошла на середину комнаты, сняла шляпку и положила ее на кровать. Тони внимательно и устало наблюдал, за ней, как если бы вдруг перестал доверять и ей тоже.

Доверие. Сколько раз он повторял, что верит ей? Женским чутьем Дебора вдруг поняла, что в его представлении доверие имеет большее значение, чем любовь.

Она вовсе не желала предавать его, тем не менее, прекрасно сознавала, что ему придется взглянуть правде в глаза.

– Может быть, стоит поинтересоваться, зачем они приехали сюда?

Его реакция оказалась быстрой и вполне предсказуемой:

– Они здесь не нужны. Я хочу, чтобы они уехали.

Собрав волю в кулак, Дебора заявила:

– Тогда тебе придется поговорить с ними. Ведь они сказали, что без этого не уедут.

Тони с размаху ударил рукой по каминной полке, и в глазах его засветилась непреклонная решимость.

Дебора встала. Ей стало страшно, что вот сейчас, в этом невероятном переплетении эмоций, амбиций и обид она может лишиться чего-то очень важного для себя.

Время остановилось.

Тони отвернулся, нечеловеческим усилием взяв себя в руки. Точно так же он повел себя и с матерью.

Деборе отчаянно хотелось подбежать, закинуть руки ему на шею и крепко-крепко прижаться всем телом. Но она не могла этого сделать. Она знала, что он не примет ее. Не теперь, во всяком случае.

– По-моему, сейчас мне лучше всего прокатиться верхом, – осторожно подбирая слова, сказал Тони. – Я должен все тщательно обдумать.

– Очень здравая мысль.

Тони направился к двери. Когда он уже потянулся к дверной ручке, она поняла, что более не может сдерживаться.

– Я люблю тебя.

Он резко обернулся. Глаза их встретились.

– Я знаю. Увидимся за ужином. – И он вышел.

Долго, очень долго Дебора, не шевелясь, стояла посреди комнаты. Раскаяние терзало ее душу.

Тони чуть ли не бегом выскочил из дома. Он чувствован себя так, словно опять остался в одиночестве. Дебора видела слишком многое, и он страшился ее вердикта. Ему нужно было развеяться и хорошенько подумать.

Войдя в конюшню, Тони поздоровался с конюхами, назвав всех по именам. Они как раз заводили лошадей в стойла после вечерней прогулки. Молодой граф, улучив момент, обстоятельно поговорил со старшим грумом, Альфредом, после чего распорядился оседлать норовистого шестилетнего жеребца по кличке Ураган. Конь, кстати, вполне оправдывал свое прозвище. И в течение следующего часа Тони занимался тем, что пытался укротить своенравное благородное животное. Ему некогда было думать ни о чем другом. Он гонял коня, но при этом чувствовал себя так, словно это ему самому приходится выполнять все упражнения, – жеребец оказался ему под стать.

Альфред и несколько его помощников удобно расположились позади невысокого забора и подшучивали над графом всякий раз, когда Ураган брал над ним верх. А когда Тони начал успокаивать жеребца, давая ему остыть, Альфред заметил:

– Жизнь в городе размягчила вас, милорд.

Остальные конюхи, ухмыляясь, поддержали старшего грума, добавив несколько шуточек от себя. Тони ничего не оставалось, кроме как предложить им импровизированную скачку, которую он и выиграл.

Однако они были правы. Слезая с коня, Тони почувствовал, как ногу свело судорогой. Выждав несколько мгновений, чтобы остаться с Альфредом наедине, он принялся массировать мышцы.

– Завтра на эту ногу я, пожалуй, не наступлю.

– Истинно так, – согласился Альфред, попыхивая короткой трубочкой, – но вы еще раз доказали, что у вас отважное сердце. Я очень рад, что вы вернулись, милорд.

Тони невидящим взглядом уставился на вересковые пустоши и торфяники за конюшней и сказал:

– Дома всегда хорошо.

Будь на то его воля, он бы вообще никогда не уезжал отсюда. Они с Деб жили бы здесь до старости и были счастливы.

Возможно, отказавшись возвращаться в Лондон, он тем самым решил бы все проблемы. Почему-то Тони был твердо уверен, что его отсутствие беспокоило леди Амелию ничуть не более, чем он переживал из-за того, чем она занимается в данный момент.

Уже в сумерках он тщательно вычистил Урагана скребницей, наслаждаясь тем, что может побыть с таким прекрасным конем наедине. Домой он вернулся намного позже, чем планировал. Конюхи уже задали корм лошадям и теперь или занимались своими делами, или разошлись по домам. Тони поставил Урагана в стойло и зашагал по тропинке, ведущей к дому, когда свет, отражающийся от окон особняка, привлек его внимание.

Тони замер.

В последних лучах заходящего солнца кроваво-красным заревом сверкали окна библиотеки.

Перед его мысленным взором возникло тело отца. Тони вновь охватили ярость и сожаление о его загубленной жизни.

Он направил свой гнев на живой его источник – мать. Как она посмела привезти сюда своего любовника? Ее неверность и измена с сэром Ричардом убили отца надежнее пули из пистолета.

И самое главное, что бы там кто ни говорил, он совсем не похож на Адамсона. Ни капельки не похож. Он не видел ни малейшего сходства.

Подойдя к особняку, Тони воспользовался боковым входом и оказался в буфетной, где застал дворецкого. Как он и предполагал, Гиббоне наблюдал за приготовлениями к ужину.

Тони кивком подозвал его к себе.

– Леди Адамсон уехала? – поинтересовался он.

– Нет, милорд.

Гиббоне служил у него, сколько он себя помнил, с самого детства, и именно он первым прибежал на крики маленького Тони, когда тот обнаружил тело отца. Второй была Марми. Его мать в это время развлекалась в Лондоне.

Итак, зачем же она явилась сюда через столько лет? И почему осталась – вопреки его пожеланию никогда более не видеться с ними?

– Полагаю, сэр Ричард тоже здесь?

– Да, милорд. – Дворецкий понизил голос. – Он распорядился, чтобы я поставил прибор для него и для вашей матушки. Но я сначала решил узнать у вас, должен ли выполнить его повеление.

Тони негромко выругался. Может быть, сэр Ричард и подчинил себе мать, но в его доме он не властен. Он уже собрался было отменить распоряжение генерала, как вдруг подумал, что они сами предоставили ему прекрасную возможность продемонстрировать всю глубину презрения, которое он к ним питает. Пусть они попробуют вкус холодного пренебрежения, которым удостоило его общество! Пусть узнают, что это такое – находиться в переполненной комнате и знать, что никто с тобой не заговорит, как будто тебя не существует! Как будто ты прокаженный, изгой, пустое место…

В целом Тони сознавал, что поступает недостойно. Прошлое осталось в прошлом, и он давно поднялся над такой ерундой. Впрочем, что плохого, если он попробует немного отыграться на них за то, что пришлось выстрадать ему самому?