Лора Бекитт - Любовь и Рим

В атрии Луций застал Марка Ливия, который зашел узнать, как продвигаются поиски. Тот держался спокойно и, что удивительно, рассуждая о поступке своей дочери, не произнес ни одного осуждающего слова. А между тем Луций часто думал, каково же смотреть в глаза окружающим этому гордому патрицию, чью жизнь до сего времени можно было считать безупречной? Сам не зная почему, Луций проявил в беседе с ним непростительную резкость, после чего Марк Ливий заявил, что сам займется поисками. Он сказал, свадьбу Децима пришлось отложить на месяц, – по-видимому, за этот срок они надеялись отыскать Ливию. Марк Ливий обращался к гадателям, авгурам, [19]и те заверили, что его дочь жива и скоро вернется домой.

Луций слушал с плохо скрываемым раздражением. «А как же я? – хотелось выкрикнуть ему. – Что должен думать и чувствовать я?! Как мне теперь жить?!»

…Погода благоприятствовала путникам – они без приключений добрались до Коринфского залива, потом до Афин и, почти не задерживаясь, отправились дальше, в сторону островов восточной Греции. Ливия, Тарсия и Элиар, никогда прежде не путешествовавшие морем, были поражены ни с чем не сравнимыми пейзажами диких горных областей легендарной страны, вдоль западных берегов которой пролегал путь в залив.

Голые рыжие вершины и лесистые склоны на фоне морской и небесной синевы, мрачные, загадочные, суровые – и в то же время неумолимо влекущие к себе изумительной, совершенной первозданной красотой.

Корабль двигался неспешно, точно некая царственно парящая птица, по бескрайней водной пустыне, которой Ливия любовалась до боли в глазах, до наступления полной, сходной с пустотою безмятежности в душе.

Ей удалось устроить Гая в общей каюте, а Элиар и Тарсия ночевали на палубе. Однажды, проснувшись еще до наступления рассвета, Ливия поднялась наверх и наткнулась на них, спящих под шерстяным покрывалом. Лицо Тарсии было спокойно, оно хранило отсвет нежности и любви, – кто из них четверых чувствовал себя по-настоящему счастливым, так это гречанка. Она получила то, что хотела: возможность строить планы, на что-то надеяться, жить без вечного ожидания и тревоги. Что касается галла, вряд ли, подумала Ливия, он скоро обретет душевный покой.

А она сама? Она была даже рада, когда они наконец сошли на землю и отправились в Афины сухим путем: тогда ее вновь захватили дорожные хлопоты, и ей стало некогда думать о том, что беспрерывно терзало сердце.

После недолгого обсуждения, в котором Гай не принимал участия, конечной целью путешествия они избрали небольшой остров близ Наксоса, один из ничем не примечательных малонаселенных островков восточной Греции. Времени на размышления и сборы оставалось немного: судоходный сезон подходил к концу, а зимовать на материке – и тем более в самих Афинах – было небезопасно. А кто сможет найти их на одном из четырехсот островов, рассеянных в просторах Эгейского моря?

Так они очутились на чрезвычайно бедном клочке суши с предельно малым количеством пресной воды и небольшим числом жителей, которые в основном занимались тем, что ловили рыбу, да разводили коз и овец.

Конечно, здесь было очень красиво: достаточно мягкие очертания покрытых низкорослым кустарником, – а местами рыжими соснами – гор, глубокие, тихие бирюзовые бухты с нависшими над ними темно-серыми скалами, в которых были высечены ведущие наверх ступеньки. Кое-где виднелись ярко-зеленые пятна платановых рощ, серебристые – оливковых, а также ряды виноградников и маленькие площадки злаковых культур.

Путешественники поселились в стоявшем на возвышенности, очень старом и запущенном доме. По слухам, прежде в нем жил то ли философ, то ли поэт, полубезумец, добровольно удалившийся в изгнание и закончивший жизнь на острове. Никто не хотел занимать это жилье, так как оно располагалось слишком высоко: тяжело носить воду, не насадишь полезных растений, да и ведущие наверх ступеньки слишком крутые и скользкие, особенно зимой, в период дождей и ветров.

Комнатки в доме были маленькие и темные, дворик зарос сорняками – они уже высохли и стояли точно мертвые стражи разорения и покоя. Ограда и веранда местами разрушились, но зато нашлась кое-какая мебель и кухонная утварь, в том числе пифос – сосуд для хранения жидкостей – и пара амфор, правда, все запыленное, закопченное, грязное. Тар сия принесла воды и немедленно взялась за уборку, а Элиар принялся воевать с сорняками – вырывал с корнем, слишком толстые подрубал мечом, складывал и выносил за ограду.

Ливия села возле кровати, на которую прилег Гай. Он давно ходил сам, но сейчас долгий и крутой подъем утомил его. Они молчали, однако Гай взял руку Ливий в свою и тихонько сжал, выражая единение и поддержку.

Наведя в комнатах относительный порядок, гречанка вызвалась спуститься вниз и раздобыть какой-нибудь еды. Она вернулась довольно быстро и принесла ячменные лепешки, немного маслин и лука, козье молоко, а потом сказала, что они с Элиаром хотят искупаться.

– Идите, – ответила Ливия, – мы вас подождем. – Потом прибавила: – Я сама накрою на стол.

Когда они ушли, молодая женщина неловко произнесла:

– Здесь красиво и тихо… очень тихо.

– Да, – отозвался Гай, – подходящее место для изгнания. – И произнес с неожиданной улыбкой: – Самое время начать искренне поклоняться богам. Как сказал кто-то из философов: «Лучше уж верить басням о богах, чем покоряться судьбе, – басни дают надежду умилостивить богов почитанием, в судьбе же заключена неумолимая неизбежность».

Ливия вспомнила, как Элиар спросил: «Вот тут, в Греции, и находится Олимп, на котором живут боги?» «Да», – ответила Тарсия, а они с Гаем промолчали.

– В конце концов все получилось так, как ты мечтала, помнишь? – продолжил Гай. – Мы вдвоем на греческом острове…

– Нет, – промолвила Ливия, заставляя себя глядеть ему в лицо, – не так. Я долго думала и решила: будет лучше, если ты узнаешь прямо сейчас. Раньше это было бы по-другому, потому что раньше я не ждала ребенка от Луция Ребилла.

Гай смотрел на нее во все глаза, и в этих глазах молодая женщина видела смущение и испуг.

– Но как же теперь быть? – наконец произнес он.

– Как ты понимаешь, изменить ничего нельзя. Остается ждать. Перезимуем на острове, а после решим, что делать дальше.

– Ты уже знала… когда бежала со мной?

– Догадывалась, – уклончиво промолвила Ливия.

– А… он?..

– Ему я ничего не успела сказать.

– Прости, – тяжело вымолвил Гай, – все это время я был погружен в свои мысли, беспрестанно думал о том, что у меня ничего нет, что я все потерял, что отныне наследие моих предков будет принадлежать неизвестно кому… Мне не приходило в голову, что должна чувствовать ты!