Патриция Хэган - Любовь и ярость

Но Китти было вовсе не весело. Слишком много перемен ждало их в будущем и слишком неожиданно все это обрушилось на нее.

Радостная улыбка Тревиса стала похожа на гримасу, когда он почувствовал, что жена явно не разделяет его энтузиазма.

Он склонился над ней и умоляюще заглянул в глаза:

– Пообещай, что поедешь со мной, Китти. Прошу тебя.

Против этого она не смогла устоять. Нежные слова мужа словно разбудили ее, и она вернулась к действительности.

– Как ты мог подумать, что я решусь оставить тебя?! Но мне нужно какое-то время, Тревис, хотя бы для того, чтобы все обдумать, привыкнуть к мысли о скором отъезде. Не можем же мы просто взять и уехать, как будто через пару недель вернемся. И потом, милый, я совсем не уверена, что так уж хочу в Париж.

Муж понимающе кивнул, а Китти вдруг нервно засмеялась, прижавшись к нему.

– Ох, Тревис Колтрейн, на этот раз ты превзошел самого себя. Кажется, давно я уже не испытывала подобного потрясения!

Но он по-прежнему продолжал с тревогой заглядывать ей в глаза. Китти догадалась, что это еще не все. Этот просящий взгляд и выражение лица мужа были ей хорошо знакомы. Так и есть, Тревис немного помолчал и неуверенно произнес:

– Мы могли бы еще раз попытать счастья с Дани, если поедем в Париж.

Китти ощутила боль и неуверенность в его голосе. И хотя они уже много лет не касались этой темы, Китти хорошо знала, что горечь от разрыва с дочерью до сих пор жила в его сердце.

Сейчас девушке было уже около двадцати, в последний раз они видели Дани, когда ей минуло шесть. Китти хотела тогда взять ее к себе, любить и воспитывать малышку как собственную дочь, но стоило Элейн, родной тетке Дани, переехать в Силвер-Бьют, как неприятности не заставили себя ждать. Каким-то образом ей удавалось разрушить все попытки Тревиса сблизиться с ребенком. Она просто наслаждалась, видя, как он кипит от ярости. Китти, которая была отнюдь не глупа и не слепа, очень скоро догадалась, что причина ненависти Элейн к Тревису кроется в далеком прошлом. Что-то, видно, произошло много лет назад между ней и Тревисом, что-то, что она не могла ему простить до сих пор, но что именно, Китти не знала. Впрочем, она никогда не задавала вопросов, так как не была уверена, что ей понравится то, что она услышит.

План Элейн разрушить мир и покой в семье Тревиса и оторвать от него Дани с блеском удался. Почти за один год Дани из прелестной, ласковой и послушной девочки превратилась в своевольное, злобное и всем недовольное создание.

И бедняжка Китти стала постоянной мишенью для всех ее выходок. Жизнь превратилась в ежедневную мучительную пытку, и однажды, когда Китти за что-то наказала девочку, а та в ответ ударила мачеху, Тревис не выдержал. Не сказав жене ни слова, он отправил Элейн короткую записку, где признавал, что она победила, и разрешал забрать девочку. Позже он попытался все объяснить Китти, убеждая и ее, и себя, что девочке, может быть, будет гораздо лучше с родными матери в Кентукки.

Но в тот день, когда Элейн, не скрывая своего торжества, появилась на их ранчо, чтобы увезти с собой малышку, не выдержал Джон Тревис. Он был еще мал, и никто не подозревал о его неистовом темпераменте. Не помня себя от ярости, он кричал, что ненавидит и всю свою жизнь будет ненавидеть Элейн за то, что она увозит прочь его сестричку. Он обвинил ее в том, что именно она, притом намеренно, превратила девочку в неуправляемое и злобное существо. Но чувствуя себя в присутствии избаловавшей ее тетки в полной безопасности, Дани в ярости набросилась на брата, колотя и царапая его.

Китти и Элейн, подбежав к ним, с трудом растащили детей, но последними словами, которые выкрикнул на прощание сестре Джон Тревис, были:

– Я ненавижу тебя! Надеюсь, что больше никогда в жизни тебя не увижу!

– Чтоб ты сдох, Джон Тревис! – завопила в ответ Дани.

Сколько лет прошло с тех пор, но у сына до сих пор сохранился маленький шрам над левым глазом. Да и судя по всему, он по-прежнему не простил сестру, ведь с того дня Китти не слышала, чтобы он хоть раз упомянул ее имя.

Боль и обида снова нахлынули на нее, словно это все случилось вчера, и, как всегда, муж догадался, о чем она думает.

Заметив, как мучительно исказилось нежное лицо жены, он стиснул ее в объятиях и прижал к груди. Помолчав немного, Китти задумчиво сказала:

– Давай попробуем дать Дани еще один шанс. Ведь столько лет прошло. Может быть, теперь, когда она повзрослела, ей наконец удалось освободиться от влияния Элейн.

– Если бы это было так, думаю, она дала бы о себе знать, – мрачно процедил Тревис. Угрюмо сдвинув густые черные брови, он тяжело вздохнул:

– Она сейчас где-то на юге Франции, но это все, что мне известно. Когда Элейн удалось женить на себе того французского аристократа, за которым она гонялась столько лет, они с Дани переехали жить к нему. Она моя единственная дочь, а я почти ничего о ней не знаю! – с болью в голосе закончил он.

– А ты не можешь узнать ее адрес? Тогда мы бы написали ей и сообщили, что скоро будем в Париже.

Он кивнул:

– Думаю, это могут знать в местном отделении банка, в Силвер-Бьют. Ты же знаешь, все эти годы я посылал ей деньги, хотя Дани даже не удосужилась вспомнить о моем существовании.

Китти крепко сжала его ладонь и прильнула к ней губами.

– Может, теперь все будет по-другому. Не забывай, она выросла за эти годы. И не исключено, что смогла раскусить Элейн.

Он, тяжело вздохнув, ничего не ответил, и Китти поняла, что муж боится тешить себя напрасными надеждами.

– Ну а теперь, – весело сказала она, вставая и поправляя смятое платье, – давай-ка приведем себя в порядок и отыщем нашего сына. Надо же сообщить ему новости.

Слова Китти заставили Тревиса очнуться от невеселых мыслей. Схватив за руку улыбающуюся жену, он неожиданно притянул ее к себе и, быстро перевернувшись на живот, подмял под себя. Накрыв Китти своим телом, он пылко прошептал:

– Ну уж нет, милая, не так быстро. Пока ты угостила меня только закуской. Не пора ли перейти к основному блюду?!

И Китти ни на секунду не заколебалась. Бешено стучавшее сердце отозвалось на зов, любовь и страсть захватили их, и влюбленные продолжили самозабвенный полет в страну чувственных наслаждений.

Франция

Июль 1889 года

Гевин Мейсон не мог оторвать глаз от своего отражения в огромном зеркале в массивной позолоченной раме.

Ему очень нравилось то, что он видел.

В зеркале отражался мужчина среднего роста, с хорошей фигурой, и, по его собственному мнению, весьма привлекательной внешностью.

Откинув с высокого лба прядь светлых непослушных волос, Гевин недовольно насупился. Черт бы побрал эти кудри!

Вечно разлетающиеся во все стороны, пышные и непокорные, они придавали ему мальчишеский вид. Боже, как же он их ненавидел! Пришлось даже отрастить усы, но и с ними Гевин казался гораздо моложе своих двадцати пяти лет.