Джулия Куин - Где властвует любовь

– И, – продолжил Колин, выгнув бровь, – ты не ответила на главный вопрос.

– Какой?

– Насчет того, что леди Уистлдаун погубит тебя!

– Тебя послушать, – пробормотала она, – так это не я, а кто-то другой.

– Извини, но мне пока еще трудно совместить в своем сознании женщину, которую я вижу перед собой, с таинственной особой, пописывающей статейки для бульварного листка.

– Колин!

– Я тебя оскорбил? – поинтересовался он издевательским тоном.

– Да! Я немало потрудилась над этими статьями. – Пенелопа сжала кулаки, смяв тонкую ткань своего бледно-зеленого утреннего платья. Ей нужно было чем-то занять руки, чтобы не взорваться от избытка нервной энергии, бурлившей в ее жилах. Единственной альтернативой было скрестить руки на груди, но ей не хотелось уподобляться ребенку, повторяя любимый жест Колина.

– Я и не думал принижать твои достижения, – заметил он снисходительным тоном.

– Но ты это сделал, – огрызнулась она.

– Нет.

– Тогда что, по-твоему, ты делаешь?

– Веду себя как взрослый человек! – нетерпеливо отозвался Колин. – Пора отвечать за свои поступки.

– И ты еще смеешь говорить о взрослом поведении! – взорвалась Пенелопа. – Человек, который бегает от малейшего намека на ответственность.

– И что, к дьяволу, это должно означать? – осведомился он.

– По-моему, это очевидно.

Колин откинул назад голову, устремив на нее оценивающий взгляд.

– Не могу поверить, что ты говоришь со мной в таком тоне.

– Не можешь поверить, что я это делаю, – поинтересовалась Пенелопа, – или что у меня хватило на это смелости?

Он не ответил, явно озадаченный такой постановкой вопроса.

– Я способна на большее, чем тебе казалось, Колин, – сказала она. И уже тише добавила: – И чем думала я сама.

Несколько мгновений Колин молча смотрел на нее, затем, словно через силу, процедил:

– Что ты имела в виду, когда сказала, будто я бегаю от ответственности?

Пенелопа сделала глубокий вдох в надежде, что это поможет ей успокоиться.

– Почему, по-твоему, ты так много путешествуешь?

– Потому что мне это нравится, – отрывисто произнес он.

– А еще потому, что тебе безумно скучно в Англии.

– И это означает?..

– Что ты не желаешь стать взрослым и сделать что-нибудь, что удерживало бы тебя на месте.

– Например?

Пенелопа развела руками в красноречивом жесте.

– Например, жениться.

– Ты делаешь мне предложение? – поинтересовался Колин, приподняв уголок рта в довольно нахальной ухмылке.

Ее щеки загорелись, но она заставила себя продолжить:

– Ты прекрасно знаешь, что нет, и не пытайся сменить тему намеренной грубостью. – Пенелопа выдержала паузу, предоставив ему возможность извиниться. Не дождавшись ничего, кроме оскорбительного молчания, она пренебрежительно хмыкнула. – Ради Бога, Колин, тебе уже тридцать три года.

– А тебе двадцать восемь, – сказал он не слишком любезным тоном.

Это подействовало на Пенелопу как удар под дых, но она была слишком рассержена, чтобы прятаться в свою привычную скорлупу.

– В отличие от тебя, – раздельно произнесла она, – я не могу позволить себе роскошь сделать кому-нибудь предложение. И в отличие от тебя, – добавила она теперь уже с единственным намерением вызвать у него чувство вины, в которой она упрекнула его ранее, – у меня никогда не было обширного круга поклонников, чтобы я могла позволить себе такую роскошь, как отказывать им.

Губы Колина сжались.

– И ты полагаешь, что разоблачение тебя как леди Уистлдаун увеличит число твоих поклонников?

– Ты пытаешься унизить меня? – процедила она.

– Я пытаюсь быть реалистом! А ты, похоже, совсем упустила это из виду.

– Я никогда не говорила, что собираюсь признаваться и том, что я леди Уистлдаун.

Колин поднял конверт с ее последней заметкой с сиденья кареты.

– В таком случае что это?

Пенелопа выхватила у него конверт и вытащила из него листок бумаги.

– Какая досада, – произнесла она полным сарказма тоном. – Я, кажется, пропустила предложение, где сообщается мое имя.

– Думаешь, эта твоя лебединая песня охладит интерес к личности леди Уистлдаун? О, прошу прощения, – он шутовским жестом приложил руку к сердцу, – видимо, мне следовало сказать – к твоей личности. Я вовсе не хочу лишать тебя заслуженной славы.

– А теперь ты говоришь гадости, – сказала Пенелопа. Удивительно, как это она до сих пор не расплакалась. Колин, которого она любила всю свою сознательную жизнь, ведет себя так, словно ненавидит ее. Разве есть на свете что-нибудь более печальное?

А может, вся эта печаль, которая накапливается внутри ее, – прощание с мечтой. Она создала в своем сознании идеальный образ Колина, но с каждым словом, которое он бросал ей в лицо, становилось все более очевидным, что ее мечта далека от реальности.

– Отнюдь. – Он выхватил у нее листок. – Подумай сама. Это может быть воспринято как приглашение к дальнейшему расследованию. Ты дразнишь светское общество, бросая ему вызов.

– Ничего подобного!

– Возможно, это не входило в твои намерения, но именно этим все и кончится.

В словах Колина был смысл, но Пенелопа не желала даже думать о том, чтобы отдать ему должное.

– Что ж, придется рискнуть, – заявила она, демонстративно отвернувшись. – Если меня не разоблачили за одиннадцать лет, не понимаю, почему я должна беспокоиться сейчас.

Колин испустил раздраженный вздох.

– Боюсь, ты плохо понимаешь, что такое деньги. Представляешь, сколько народу позарится на тысячу фунтов леди Данбери?

– Я прекрасно понимаю, что такое деньги, – возмущенно отозвалась Пенелопа. – К тому же награда, предложенная леди Данбери, не делает мое положение более уязвимым.

– Награда разжигает интерес к твоей персоне, а следовательно, делает тебя более уязвимой. Не говоря уже, – добавил он с кривой улыбкой, – как выразилась моя младшая сестра, о славе.

– Гиацинта?

Колин мрачно кивнул, положив листок на сиденье.

– Думаю, она не единственная, кто считает, что можно прославиться, разоблачив тебя. Вполне возможно, именно это подвигло Крессиду на ее дурацкий обман.

– Крессида сделала это из-за денег, – проворчала Пенелопа. – Я уверена.

– Не важно, чем она руководствовалась. Важен сам факт. И как только ты опровергнешь ее заявление с помощью этой идиотской заметки – он шлепнул ладонью по листку, лежавшему на сиденье, заставив Пенелопу поморщиться от громкого хлопка, – кто-нибудь другой займет ее место.

– Ничего нового ты мне не сообщил, – заявила она, не желая, чтобы за ним осталось последнее слово.

– В таком случае, ради всего святого, женщина, – взорвался Колин, – позволь Крессиде осуществить ее план. Она – ответ на наши молитвы.