Сюзан Таннер - Навсегда

Покачав головой, Джеб повернулся к лошадям, которых ему надо было расседлать и освободить от груза. Он подумал, что Ханна Барнс никогда и кочерги, наверное, не поднимала. Все чувства мгновенно отражались у нее на лице. На протяжении всего дня он тайком наблюдал за ней. И заметил, что удовольствие или восторг никогда не вызывали улыбки, лишь только немного оживлялись ее голубые глаза и в уголках появлялись небольшие морщинки. Что же, гадал он, заставляло ее сдерживаться и почему за все это время она не проронила ни слова. Возможно, все жены проповедников таковы?

Но потом он напомнил себе, только утром она похоронила мужа. Как же можно ждать от нее каких-то улыбок.

Когда он расседлал всех трех лошадей, у Ханны уже горел небольшой аккуратно сложенный костер.

– Где вы научились этому?

Ханна посмотрела на свою работу. Ей словно пришлось вернуться в детство. Как счастлива была она тогда! Она вспомнила, как братья учили ее разжигать костер так, чтобы он не очень дымил, и пламя не было бы высоким.

– У своих братьев.

– Я думал, что вы совсем одиноки. Так вы сказали сами, – проговорил Джеб, глядя на нее. У него забрезжила слабая надежда, что он может сплавить ее кому-нибудь из родственников.

– Насколько я могу судить, у меня больше нет семьи, – задумчиво сказала Ханна, подбросив ветки в костер. – Последний из братьев уехал из дома через год после смерти мамы. С тех пор я никого из них не видела. Я даже не знаю, где, они сейчас.

Джеб нашел котелок и небольшой мешочек с фасолью. Боже, как он ненавидел фасоль!

– Сколько же вам было тогда лет? – обернулся он к Ханне.

Ханна пристально смотрела на него. Зачем ему знать, сколько ей было лет, когда умерла ее мать?

– Тринадцать, – все же ответила она. Как всегда, на лице Ханны моментально отразились ее мысли. Сколько же времени, думал Джеб, никто из родственников не интересовался судьбой этой девушки? Точнее женщины, поправил он себя. Он все время забывал, что Ханна была достаточно взрослой, чтобы быть женой и матерью, хотя и помнил о том, что совсем недавно она носила в себе ребенка. Весь день они были в пути, поэтому время от времени он устраивал небольшие стоянки, чтобы дать возможность Ханне отдыхать.

– И сколько у вас братьев? – вновь обратился к ней Джеб, насыпав небольшое количество фасоли в котелок и добавляя туда воды. Он предполагал, что они смогут скоротать время за беседой – единственный способ убить время, какой пришел ему в голову. Возможно, для него он и не был единственным, но, наверняка, был разумным.

Ханна пожала плечами, к чему Джебу Уэллзу знать о ее семье. Ей было непонятно, почему он интересуется ее родными, но, может, дело в том, что ей вообще непонятно все в этом человеке.

– Пятеро, и все старше меня, – предупредила она его вопрос.

– Ваш отец женился во второй раз? – спросил Джеб. Он знал, сколько горя в семью способна принести вторая жена, особенно, если в доме были сыновья. Большинство людей почему-то думают, что к матерям более привязаны девочки. Джеб был уверен в обратном. По крайней мере, так было в его семье. Он всегда тосковал по своей матери.

– Папа? – От одной только мысли об этом Ханна почувствовала ужас. – Нет, папа умер от тоски по маме. – Он никогда бы не смог пережить утрату той единственной, которую он любил. После ее смерти отец медленно угасал и умер. Все это происходило на глазах у Ханны. Иногда она думала, что если бы он не знал, что это грех – ускорить собственную смерть, то он бы это непременно сделал.

Джеб смотрел, как она грациозно опускалась на землю у костра, аккуратно расправляя юбку. Скромность ее была естественной, как естественна она была во всем.

– Когда же это случилось?

– В том же году, когда он выдал меня замуж за Кэйлеба.

При этих словах Джеб внезапно почувствовал к ней жалость. И дело было не в выражении ее лица – чуть более задумчивом, чем всегда, не в печальном тоне, которым она произнесла эти слова. Именно смысл этих слов заставил Джеба вздрогнуть. Большинство женщин с чувством гордости говорят о том дне, когда они вышли замуж за своих мужей. У Ханны в голосе не звучала гордость. Возможно, она и не хотела этого замужества. Джеб знал, что о многих замужествах просто заранее договариваются.

Фасоль начинала закипать, и Джеб машинально отодвинул котелок в сторону от сильного огня. Сколько же лет он живет такой походной жизнью, подумалось Ханне. Ее не удивляло, почему он выбрал такой образ жизни. Возможно, она бы тоже сделала такой выбор, но, правда, для женщины выбора вообще нет.

– О чем вы думаете? – спросил Джеб. Сомнения не было, она действительно думала. Он видел, как много раз менялось выражение ее лица.

Она покраснела от одной только мысли, что сна расскажет мужчине, незнакомому мужчине, что сейчас она размышляла о таком сугубо личном вопросе, как его жизнь.

– Вы, видимо, любите поговорить и привыкли слушать только себя, не так ли? – спросила она, пытаясь не показать своего смущения. Но затем она покраснела еще больше, когда поняла, что сказала грубость.

На какое-то мгновение Джеб разозлился, но, увидев, как усовестилась Ханна, он несколько успокоился. Она явно жалела о том, что сказала.

– Все в порядке, Ханна. Когда женщина горюет, она становится нервной и резкой.

Ханна посмотрела на огонь, затем опять взглянула на него. Она не могла лгать.

– А я не горюю, – честно призналась она.

Ну и хорошо, что она так сказала, думала Ханна позже, по крайней мере, он прекратил задавать вопросы.

Ханна любовалась великолепием сверкавших на небосводе звезд. Это божье творенье едва могло бы сравниться даже с необыкновенными земными явлениями. Она слышала о красоте бриллиантов, которые так же прекрасны, как и звезды над ее головой. Но все равно она с трудом верила в превосходство того, что находилось под землей. Глядя в небо, она вдруг заметила падавшую звезду. На ее глазах выступили слезы. Кэйлеб любил смотреть на падающие звезды, как будто Бог сотворял особое чудо только для него.

Если когда-нибудь она позволила бы себе задуматься о возможности существования без него, то ей бы и в голову не пришло, что она будет скучать по нему. Но она скучала. Она все же прожила с ним четыре года, и хотя он не был добр к ней, то всего лишь потому, что он просто был жестким человеком. Она много пролила слез из-за его сурового нрава, особенно в первые дни замужества, пока не запретила себе плакать. Но над своим потерянным ребенком она все равно плакала, а сейчас эти безмолвные слезы, соскользнувшие по ее щекам, предназначались Кэйлебу.

И ей самой. Она не переставала удивляться сама себе: как она смогла оказаться здесь, да еще с незнакомым мужчиной? Что заставило ее бросить свой единственный дом?