Биверли Бирн - Неугасимый огонь

Роберт отрицательно покачал головой.

– Ты лжешь. Не было у Пабло никаких сыновей.

– Нет, это его сын. Вот он.

– Я тебе не верю. Пабло сказал бы мне о нем.

– Меня не очень-то волнует, веришь ты мне или нет. Рафаэль родился через несколько месяцев, после смерти Пабло. У меня есть бумаги, это подтверждающие, подписанные священником.

Роберт присмотрелся к мальчику, потом пожал плечами.

– Впрочем, какое сейчас имеет это значение?

– Имеет, – Софья шагнула к нему. – Все это – наследство Рафаэля. И ты не должен продолжать все это разрушать.

– Что «все это»? Ветхий дворец, имя которого обесчещено? Софья, мне кажется, что ты самая большая тупица во всей Испании. Почему ты не позаботилась о том, чтобы изменить имя мальчика? В конце концов, избавила бы этого маленького бастарда от позора до конца своей жизни оставаться Мендоза.

Софья побледнела, но сдержалась. Потом поцеловала Рафаэля.

– Подожди здесь, дорогой мой. Дядя Роберт и я, мы должны поговорить недолго с глазу на глаз.

Она подошла к Роберту и почти вытолкала его из комнаты. Создавалось впечатление, что это не человек, а кукла из папье-маше. Он и сегодня не противился. Софья плотно закрыла за ними дверь– и лишь теперь дала волю своим чувствам.

– Ты несчастный, лживый, трусливый негодяй! И ты еще можешь называть моего сына бастардом! Он – Мендоза, ты меня слышишь? Мендоза! Он не нуждается ни в каких других родословных, будь они хоть от Господа Бога. – Она вновь несколько раз влепила ему пощечину.

Но если этой ночью в том, как она хлестала его по щекам был холодный расчет, то теперь ею руководила ярость.

Вот теперь Роберт воспротивился. Он схватил ее за запястья и остановил ее.

– Хватит, Софья. Достаточно. Если ты еще раз меня ударишь, то я дам тебе сдачи. Клянусь, что я так сделаю. А за то, что я сказал о твоем ребенке, я прошу прощения. Не за то, что это не так, а потому, что я сказал это в присутствии мальчика. Грехи его родителей – не его вина.

Она чувствовала, что он еле ее удерживал. Ей ничего не стоило вырваться. Этот его жест был чисто механическим и не имел ничего общего с его состоянием. Это был первый знак его, говорящий о том, что в нем еще осталось что-то от прежнего Роберта, который заставлял ее душу некогда радоваться и петь.

– Хорошо, Роберт, – примирительно сказала Софья. – Я прошу меня простить за то, что ударила тебя. Может мы поговорим о том, что делать в будущем?

– У меня его нет.

– Но есть у меня. И у моего сына. И мы с ним находимся здесь, и уезжать не собираемся. Некуда нам уезжать. Мой дом в Мадриде, но я туда не могу сейчас вернуться. Вот когда англичане нас освободят, вот тогда посмотрим.

Теперь он поднял голову и изучающе смотрел на нее. Что-то было такое в ее словах, что расшевелило в нем старые воспоминания, заботы, оставшиеся в прошлом.

– А что, Испания ждет не дождется, пока ее освободят англичане? Какой же странной может быть жизнь, – добавил он, выпуская ее руку и отворачиваясь.

– Англия освободит Испанию, – не отставала Софья, пытаясь втянуть его в эту дискуссию, которая могла бы его заставить позабыть прошлое или хотя бы встряхнуть. – Веллингтон вышвырнет из Испании французов и герильеро ему в этом помогут.

Роберт пожал плечами.

– Может быть и так. Мне кажется, испанцы быстро поймут, что англичане такие же алчные и жадные, как и французы или любые другие завоеватели. Да, кстати, а куда девался Индаленсьо?

– Я его не видела. Думаю, что сбежал и прихватил кое-что с собой. Уверена, что он обкрадывал тебя втихомолку год за годом. Я вчера просмотрела конюшни и обнаружила, что он продал две твоих лошади.

– Мне все равно, я отсюда никуда уезжать не собираюсь. – Роберт направился к спальне.

– Пожалуйста, подожди еще минуту. Ты согласен с тем, что мы с Рафаэлем останемся здесь?

– Если хотите, впрочем, мне это тоже безразлично.

– Тебе не должно быть все равно. Это действительно очень важно. И настанет день, когда ты в этом убедишься. Значит договорились? Здесь нет домоправительницы, в таком случае ею буду пока я.

Он ушел, так и не ответив.

Примерно через час, в сопровождении отряда женщин во дворец явился Энрике. Их было человек тридцать.

– Матерь Божья, куда нам столько?

– Они сами захотели.

Софья осмотрела этих добровольцев, стоявших под ореховым деревом во дворе. У каждой с собой что-то было. Одна держала букетик цветов, у другой в корзине трепыхалась свежая рыба. Молодая девушка захватила с собой поросенка и теперь с трудом удерживала его в руках. Он визжал.

– Я не понимаю, что все это значит, – пожала Софья плечами.

– Это для вас, сеньорита. Когда я сказал, что их зовет идальго, все начали отказываться наотрез. Они мне все уши прожужжали о том, что у него, дескать, дурной глаз и вообще он – ненормальный. Они говорили, что заходить во дворец нельзя, так как это проклятое место. Стоило мне только сказать им, что здесь Гитанита, так они прямо заставили меня вести их прямо сюда. Все это они для вас принесли, – он рукой обвел стоящих женщин. – У большинства из них мужья-герильеро. Они все хотят познакомиться с вами, донья Софья.

Ей пришлось поздороваться с каждой женщиной в отдельности, всех поцеловать и каждой сказать, какой у нее бравый и храбрый муж или брат… А у кого-то отец или сын. Прошло не меньше часа, пока этот ритуал не завершился. Когда они знакомились, внимание Софьи привлекла одна женщина. Она решила подойти к ней.

– Как вас зовут, сеньора? – обратилась Софья.

Женщина присела в почтительном реверансе. Она была огромного роста, ее плечи своей внушительностью напоминали плечи Роберта в его лучшие годы. Но не это стало главным в том, что Софья обратила на нее внимание – в ее темных глазах проглядывал ум. Выдающаяся вперед челюсть этой женщины, говорила о том, что она по характеру являлась лидером среди других.

– Меня зовут Анхелина, сеньорита.

– Очень хорошо, Анхелина. Мне бы хотелось, чтобы ты здесь немного покомандовала. Работы здесь невпроворот. Это надолго, как я понимаю. Но кто-то нужен, кто бы следил за всем этим.

– Да, сеньорита, – мрачно согласилась женщина.

С этими словами она подтянула повыше подол своего темного платья и потуже затянула пояс. Не успела Софья и глазом моргнуть, как та уже вовсю раздавала указания налево и направо, как заправский мажордом. Женщины полезли на подоконники открывать окна и пошло-поехало. Благодаря Анхелине это выглядело, как очередная кампания Веллингтона или Наполеона. Софья ходила среди этого аврала и, к великой радости, обнаруживала среди хлама предметы мебели, которые представляли несомненную ценность. Все тщательно просматривалось и сортировалось. Вещи, непригодные для дальнейшего использования предназначались на свалку или на дрова.