Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество

Он, несомненно, должен был отчаянно тосковать по своему народу, по мужчинам, с которыми можно поговорить, по женщине, которая любила бы его, по всему, от чего он отказался. И тем не менее на протяжении всех лет я ни разу не видела, чтобы он раскаивался, и ни разу не слышала, чтобы он жаловался. Порой, когда какие-нибудь обстоятельства заставляли меня вспоминать о нем с особой силой, например, в день его рождения или во время снегопада, напоминавшего мне о горах, я уходила в свою уютную спальню, думала о Сембуре и тихо плакала, испытывая горячее желание обнять его, прижаться щекой к его щеке и поблагодарить его от всего сердца.

Мы не строили особенно много догадок относительно тайн, которые несло в себе мое прошлое, потому что, как сказал мистер Лэмберт, "нельзя сделать верных выводов на основе недостаточной информации". Однако одну маленькую загадку нам все же удалось разгадать, и связана она была с именем Сембура. Поскольку в больнице в Горакхпуре меня зарегистрировали как Джейн Берр, по-видимому, в соответствии с заявлением Мистера, мы предположили, что «Берр» и была его настоящая фамилия. Но я слышала, что Мистер не раз называл его так, что для меня звучало как "Ахрессембур".

– Я думаю, – решил мистер Лэмберт, – что так ты расслышала «ар-эс-эм» Берр, или, если полностью – "полковой старший сержант Берр", потому что твой друг… э… Мистер наверняка при первой встрече должен был обратиться к нему, использовав его звание. Это весьма любопытно, потому что «Сембур» – это, по всей видимости, произнесенное ребенком «ар-эс-эм» Берр. Ты согласна?

Я с готовностью кивнула.

– Да, я уверена, вы правы, мистер Лэмберт. И я уверена, что Сембур и в самом деле был старшим сержантом полка. Я вспомнила. Мистер так к нему обращался.

В моем сознании пыталась выкристаллизоваться какая-то мысль, нечто очень важное, но я никак не могла ее сформулировать. В следующее мгновение за меня ее произнес мистер Лэмберт.

– Весьма странно для ребенка обращаться к отцу, используя его воинское звание и фамилию. Каким образом ребенок узнает, кого как он должен называть? Разумеется, слыша, как этого человека называют другие: "пойди к маме", "это твой папа", "поцелуй твой сестру Элси". Итак, мы можем с большой степенью уверенности предположить, что во время твоего младенчества «эр-эсэм» Берр время от времени так или иначе возникал, и некто обращался к нему именно как к «эр-эс-эм» Берру, что ты, Джейни, выговаривала как «Сембур». Я полагаю, что мы, таким образом, вправе заключить, что он говорил неправду, называя себя твоим отцом, что дает основание считать ложным и его признание в убийстве и краже, какие бы ни двигали им при этом побуждения. Боюсь, что о них нам не удастся составить суждения.

Мы пили чай на лужайке, когда произошел этот разговор. Я пришла в такой восторг от логичности, с которой мистер Лэмберт доказал невиновность Сембура, что обняла и поцеловала в щеку. В те золотые дни в "Приюте кречета" я часто поддавалась тому или иному эмоциональному импульсу в отношении мистера Лэмберта или Элинор, потому что меня постоянно переполняло счастье и сознание того, как мне повезло. К тому же я даже не успела начать выказывать Сембуру свою признательность, а теперь, увы, было слишком поздно. Мне нельзя было дважды совершать одну и ту же ошибку.

С Гусиного холма было видно, как длинная тень от церкви медленно перемещается по большим серым камням церковного двора, и я подумала о той огромной тени, которая легла на жизнь мою и Элинор за пару недель до моего третьего Рождества в "Приюте кречета".

Мистер Лэмберт мирно умер однажды ночью во сне, без всяких предварительных жалоб. Сказать, что мое сердце было разбито – значит ничего не сказать. С его кончиной я не только потеряла человека, относившегося ко мне как к дочери, но и бывшего мне замечательным другом. В своем горе я не забывала, что для Элинор он был настоящим отцом, и отчаянно старалась контролировать свои чувства, потому что Элинор нуждалась в утешении и искала его у меня, держась со всеми остальными как истинный стоик.

Я никогда не думала, что увижу мою сильную, живую и мужественную Элинор такой беспомощной и потрясенной. Это было глупо с моей стороны, потому что я знала ее уже достаточно давно, чтобы понимать, что за внешней сдержанностью она скрывает сильные и глубокие чувства. Я была рада снять с ее плеч все те печальные заботы, которые возникают в таких случаях, и думаю, что именно это помогло мне в конечном счете справиться со своим горем быстрей, чем Элинор.

Когда было оглашено завещание, я была встревожена тем, что мистер Лэмберт оставил мне наследство в две тысячи фунтов. Я чувствовала себя виноватой, к тому же при мысли о таком богатстве меня почти что охватывала паника. Я стала уговаривать Элинор забрать его у меня.

– Что за глупости, моя дорогая, – возразила она. – Отец разговаривал со мной об этом, когда год назад решил внести изменение в свое завещание, и я полностью его поддержала. – Ее голос задрожал. – Он прожил счастливую жизнь, Джейни. И ты ему добавила целых три ее года.

В марте, спустя три месяца после похорон, Элинор решила поехать за границу, в одну из тех поездок, когда она искала и рисовала дикие цветы. Собиралась она в Грецию. Я разрывалась между желанием поехать с ней и ощущением, что для нее будет лучше поехать одной и самой справиться со всеми своими тяготами, как она и делала это до моего появления в "Приюте кречета". Когда мы стали это обсуждать, оказалось, что у нее точно такое же ощущение.

– Я слишком сильно опираюсь на тебя, Джейни, – сказала она. Мы гуляли морозным утром после завтрака по тропинке, ведущей в деревню, спрятав руки в муфты и опустив отороченные мехом капюшоны, чтобы спасти уши от резкого ветра. – Я слишком сильно и слишком долго на тебя опираюсь, а так не годится.

– Я ничего не имею против того, чтобы ты на меня опиралась, милая Элинор. Просто это… – я заколебалась.

– Это на меня не похоже?

– Ну… да.

– Совершенно верно. Поэтому я должна уехать, чтобы несколько недель целиком провести в работе, а потом, вернувшись домой, снова стать самой собой. Ты уверена, что справишься здесь, пока меня не будет?

– Не волнуйся, я буду рада иметь множество забот. Если мне потребуется совет по дому, здесь будут миссис Берке и Мэйз. Если же возникнут какие-то другие проблемы, я обращусь к Дэвиду Хэйуорду.

Дэвид Хэйуорд приехал в Ларкфельд полтора года назад, чтобы заниматься ветеринарной практикой вместо престарелого мистера Кингли. В "Приюте кречета" он быстро стал желанным гостем.

– Да-да, обращайся к нему, Джейни, – сказала Элинор. – Он очень надежный человек.

Я вздохнула.

– Жаль, что ты ему отказала, когда в прошлом году он сделал тебе предложение.