Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество

Я сжалась от ужаса. Кровь отхлынула у меня от щек. Сембур отнюдь не был писателем, но из этих простых слов возникала картина столь ужасная, что я не могла ее вынести. Не знаю, сколько времени я просидела, прижав ладони к глазам и собираясь с духом, чтобы продолжить чтение. Знаю только, что через какое-то время передо мной опять возникли написанные Сембуром строки.

"Твой отец выплюнул трость и прохрипел, чтобы служанка ушла. Потом в промежутках между конвульсиями он говорил: "Мы обречены, старший сержант. Ради Господа Бога, облегчи это моей любимой.

Сначала до меня не дошло, но потом я понял, и мне захотелось убежать. Я сказал ему: "Сэр, я не могу. Я люблю ее, как родную дочь". "Тогда помоги ей, вот проклятье!" – то ли выкрикнул, то ли прошептал он.

Когда я ушел из бунгало, то надел ремень, а в него был продет штык. Я вынул его, опустился на колени и быстро ударил под второе ребро. Она мгновенно затихла.

Полковник выпустил ее запястья и упал рядом. Он обхватил руками живот и прохрипел: "Слава Богу, ты сделал сейчас для меня больше, чем когда-либо, старший сержант". Потом у него опять начались конвульсии, и я молился, чтобы он умер, но он не умер. Я сказал: "Сэр, я подниму армию, и к утру собака Гхош будет висеть в петле на дворцовой площади.

"Не будь дураком, – выдавил он. – Это Индия. Победитель получает все".

Это была правда. Я знал, что после смерти твоей мамы армия не пойдет за мной против Гхоша. Они тоже понимали, что в Джаханпуре должен как можно скорее появиться новый правитель, иначе его может захватить одно из соседних княжеств. И армия, и население предпочтут скорее иметь махараджей Гхоша, чем быть проглоченными соседом. Они наверняка догадаются, что махарани убил именно Гхош, что бы он при этом ни рассказывал, но вообще в Индии это дело довольно обыкновенное. Возможно, они будут даже немного восхищаться его ловкостью.

Потом я вспомнил, что законной правительницей должна стать ты, Джейни, но тебе было только два года, так что Гхош правил бы вместо тебя и не дал бы тебе дожить до совершеннолетия. Твой отец прекрасно все это понял. Несмотря на терзавшую его боль, он говорил: "Канцелярия вице-короля хочет здесь стабильности, поэтому они поддержат Гхоша. Это политика. Ты должен увезти отсюда Джейни, я обещал это Ее Высочеству до того, как она…" – он осекся, но я понял, что он хотел сказать: до того, как она сошла с ума от боли.

"Есть, сэр. Каков приказ?" – спросил я.

"Немедленно унеси ее отсюда, – велел он. – Иди на север. Пусть Парвати сообщает тебе о том, что здесь происходит, но сам никому ничего не рассказывай. Тебе понадобятся деньги. Возьми драгоценности, которые на Ее Высочестве".

Он закрыл глаза, и у него опять начались судороги. Я снял драгоценности с ее тела. После того, что я сделал, мне хотелось пойти и пустить себе пулю в лоб, чтобы все забыть, но я должен был подумать о тебе, Джейни.

Потом твой отец сказал, чтобы я ему помог, потому что сам он не в состоянии держать штык, и я это сделал, то же, что и твоей матери. Да простит меня Бог за то, что я совершил в ту ночь, но я до сих пор не знаю, что можно было сделать еще".

Бедный мой Сембур. Откинувшись на спинку стула, я беззвучно плакала по матери, по отцу, по самому Сембуру, прижимая рукав халата к глазам, чтобы слезы не падали на хрупкую бумагу. Чуть-чуть успокоившись, я продолжила чтение, понимая, что самое страшное я уже знаю.

"Я, как было приказано, пошел с тобой на север, а через неделю в холмы, где я прятался, пришла Парвати. Она рассказала, что Гхош и его лизоблюды сочинили историю, будто я решил ограбить махарани, потому что хотел убежать с ее служанкой Павалой, но меня застали на месте преступления, и тогда я злодейски убил махарани и ее мужа. Они сказали, что Павала во всем призналась, а потом повесилась в тюремной камере от стыда за то, что совершила.

Парвати сказала, что армия в это не поверила, но притворилась, будто верит, потому что после смерти Ее Высочества жалованье солдат зависело от ее преемника, а Гхош пообещал им щедро платить. Еще она сказала, что обо всем сообщили британской армии и гражданским властям, и за мою поимку назначена награда. Весь штат дворца уволили, Гхош все заполнил своими людьми.

Я ничуть не был всем этим удивлен, Джейни, потому что у меня было время подумать и догадаться, что будет делать Гхош. Что меня удивило, так это то, что он не сказал, что я забрал тебя с собой. По-видимому, это не укладывалось в его историю о том, как я убил твоих мать и отца. Вместо этого он объявил, что ты в безопасности и за тобой присматривает няня, которую он нанял. Парвати сказала, что они найдут где-нибудь маленькую девочку и будут какое-то время говорить, что это – ты, а потом она умрет от лихорадки или другой болезни. Но она предупредила, что Гхош будет все время тебя искать, чтобы убить, потому что ты – законная правительница Джаханпура.

Я привез тебя сюда в Мустанг, чтобы никто нас не нашел, а через два года встретился у границы, в Бетхари, с Парвати. Она сдержала слово и дожидалась там меня. Она сообщила, что тот ребенок умер через шесть месяцев, что Гхош правит Джаханпуром, и там все успокоилось, но британцы продолжают меня искать, потому что всего лишь месяц назад к ней приходил какой-то человек и расспрашивал ее о той ночи, но она сказала, что ничего не знает, потому что иначе Гхош прикажет ее убить.

Мы встретились еще через два года, и тогда ничего не изменилось, но в следующий раз она уже не пришла. Я ждал ее в Бетхари две недели, но от нее не было никаких известий, поэтому я думаю, что она умерла.

Ну вот, я все написал, Джейни. Иногда я думаю, что мне следует взять тебя и поехать в Индию, в штаб армии, чтобы рассказать, как все было на самом деле. Но я боюсь. Последнее, что сказала Парвати мне: если Гхош обнаружит, что ты жива, ты обязательно погибнешь. Она из этой страны, и я ей верю.

Возможно, я расскажу тебе все, когда ты подрастешь, и тогда мы вместе примем решение, но тем не менее я решил это написать, потому что мало ли что может со мной случиться.

Не знаю, что еще сказать, поэтому заканчиваю.

Любящий тебя Сембур

(старший полковой сержант Джордж Берр)".

У меня стучало в висках, в горле пересохло. Я нашла первую страницу и заново перечитала все письмо, а потом, положив руки на стол, уронила на них голову. Меня терзало множество вопросов. Я горько жалела, что Сембур не описал моих отца и мать, тогда бы я могла их представить и ощутить с ними какую-то связь. Сейчас же эти двое, умершие такой страшной смертью, были для меня абсолютными незнакомцами.

Я заставила себя зрительно представить сцену за сценой из письма, принуждая воображение дорисовать то, что осталось неописанным в npocтыx, безыскусных строках Сембура. Пусть весь этот ужас обрушится на меня сейчас, это лучше, чем в будущем постоянно бороться с возникающими в сознании жуткими картинами.