Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество

Его идея не могла не встретить у меня полного сочувствия. Порой мне приходило в голову, что было бы очень славно, если бы Вернон Куэйл свалился с лошади и сломал себе шею, хотя я и уговаривала себя не желать этого. Но сейчас я возмущенно воскликнула:

– Дэвид, да как вы можете даже думать о таких вещах! Разве можно сворачивать людям шеи!

Он усмехнулся.

– Куэйлу – можно. Не слишком дорогая цена за то, чтобы вернуть Элинор к нормальной жизни.

– Пожалуйста, Дэвид, перестаньте. Вас арестуют и повесят.

– Не беспокойтесь, по натуре я не способен на насилие, Джейни, – он с горечью пожал плечами. – Иногда я об этом жалею. Как вы думаете, что сделал бы парень вроде вашего Мистера с Куэйлом?

– Если вы не перестанете говорить вздор, я сейчас же уеду домой.

– Ладно, извините. Пойдите поболтайте с терьером, у которого нагноилась лапа. Он уже начал выздоравливать, но чувствует себя ужасно несчастным, а вы, несомненно, сумеете его подбодрить.

В ту ночь мне не спалось. В голове мелькало слишком много мыслей. Утром я надела старую одежду, рабочий халат и отправилась в конюшню, где работала до усталости, чистя и моя лошадей. То и дело заглядывал мистер Стэффорд, сокрушаясь и озабоченно бормоча, что "такая работа – не для молодой леди".

Коляска майора Эллиота привезла леди Гэскуин в начале четвертого, и на этот раз я приготовила для нас обеих чай. Затем час, а может, и дольше я рассказывала обо всем, что воскресло в моих воспоминаниях о трех неделях, проведенных с ее сыном. Причем уже по ходу разговора в памяти всплывали все новые и новые подробности, и часто оказывалось, что я могу вспомнить целый разговор почти слово в слово. Я даже иногда прибегала к свойственному кокни произношению и своей манере выражаться в те далекие годы.

Леди Гэскуин слушала так, как ребенок слушает сказку: она ловила каждое слово с широко раскрытыми глазами, губы были полуоткрыты. Порой она радостно смеялась, порой на ее глаза наворачивались слезы, а иногда лицо вытягивалось от тревоги. Я ничего не приукрашивала, рассказывая ей о том, как Мистер был надменен, резок или зол, и о том, как он проявлял доброту, сочувствие, как относился ко мне по-дружески.

Когда, наконец, мой рассказ был завершен, она долго сидела, глядя на меня с выражением радостного изумления.

– О, спасибо, Джейни, спасибо, – выговорила она, наконец, на одном дыхании. – После всех этих лет благодаря вам я снова увидела Адама как живого. Я перечитывала его письма по сотне раз, но их всего лишь с десяток, и они такие короткие. Сегодня вы помогли мне как бы встретиться с ним.

– Трудно понять, как он мог быть столь жестоким, посылая вам письма так редко. Ведь он может быть удивительно добрым…

Она вздохнула.

– Редко увидишь сына, который понимает, как много он значит для женщины, которая его родила. Сыновья с радостью отправляются воевать, поднимаются высоко в горы, ищут разных приключений и думать не думают о непрестанной боли, которую испытывает женщина, ожидая от них вестей.

В половине пятого прибыла коляска, чтобы отвезти ее в Борнемут.

– Пожалуйста, леди Гэскуин, сообщите мне, если что-нибудь узнаете об Адаме, – попросила я. – Будем надеяться, что известия будут хорошими.

– Благодарю вас, Джейни. Каким-то образом вы вселили в меня новую надежду. Буду с нетерпением ждать вашего приезда к нам в Лондон.

На протяжении следующей недели я не узнавала саму себя. Будучи импульсивной, я, однако, не была обычно подвержена быстрым сменам настроения, оставаясь, как правило, оптимисткой, предпочитающей не думать о тревожном и забывать о неприятностях. Теперь же я то впадала в необъяснимо-радостное возбуждение, то в столь же беспричинную тоску. Кроме того, меня преследовало ощущение, что я должна что-то делать, что я зря трачу время, а могла бы совершить нечто важное. Но что именно – я не знала.

Через десять дней после возвращения сэра Чарлза и леди Гэскуин в Лондон мне приснился сон, будто я медленно еду верхом по широкой равнине под совершенно темным небом. Вокруг себя я не могу различить ничего, и только на горизонте видны серебряные вершины гор, отделяющие темное небо от темной земли.

Поскольку я ничего не вижу, то еду с полузакрытыми глазами и прислушиваюсь. Я ищу Мистера и надеюсь услышать его голос. И вот появляется какой-то звук, сначала это шепот, но постепенно он делается все громче, голос снова и снова повторяет одни и те же бессмысленные слоги, впрочем, к моему сожалению, это не голос Мистера. Однако этот голос мне знаком, и я пытаюсь понять, кому он принадлежит.

До меня доносится медленное пение речитативом, каким принято петь мантры. Слоги начинают меняться: "Тамо-ныйта-ли…мощ-ныта-лисс-манта… сма-нта-лисо… мощный талисман".

Это сочный и красивый голос Вернона Куэйла.

Я испугалась и проснулась. Сердце бешено колотилось. Опершись о локоть, я попыталась припомнить, что он сказал в тот день, когда я уезжала из "Приюта кречета"?

Медальон. Он буквально съежился, когда взял его в руки, и вел себя очень странно, напомнив мне чем-то Рильда, верховного ламу. Он задавал мне вопросы, а под конец сказал: "Мощный талисман". И что-то еще. Но что? Когда я попросила прощения, он произнес: "Не сомневаюсь, вы припомните, что Я сказал, когда придет время". Но что же? Что?

Я сидела в постели, стиснув кулаки и прижав их к вискам, во мне росло ощущение, что в его словах было что-то важное именно сейчас. И наконец я вспомнила. "Мощный талисман. Когда вы захотите найти кого-то, кто потерялся, вы можете прийти с ним ко мне".

Я не уснула до самой зари, в голове у меня была сумятица. Каким образом Вернон Куэйл поможет мне найти того, "кто потерялся", если речь идет о Мистере? Только легковерный дурак может в такое поверить. Но, впрочем, только легковерный дурак может поверить и в то, что прорицательница в Галдонге смогла предсказать появление чужестранного демона, ищущего Сембура, или в то, что Рильд смог поведать мне о женщине в красном, которая станет моим другом, и о Серебряном Человеке, который станет моим врагом.

Я давным-давно считала Англию родной страной и давным-давно усвоила ее традиции, обычаи и образ мысли, воспитанный во мне мистером Лэмбертом и Элинор. Я считала свою прошлую жизнь в Смон Тьанге весьма примитивной, невзирая на все попытки Сембура привнести в нее английские черты. И тем не менее я знала, что среди Ло-бас и среди жителей страны Бод на севере есть немало людей, обладающих способностями, которые, по-видимому, утрачены или отброшены в нашем более цивилизованном мире. Лишь с появлением Вернона Куэйла мне порой вновь приходило в голову, что в нашем западном мире немногие, очень немногие знают древние тайны, понимают их и могут прибегать к силам, в которые мы больше не верим.