Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество

Через овраг был положен деревянный мост, неоднократно обновлявшийся на протяжении веков, потому что этим путем пользовались люди, совершающие паломничество в Чома-Ла. Обычные путники избегали его, поскольку восточный склон оврага сильно накренился под гору и был покрыт камнями и валунами. За время своей жизни в Смон Тьанге я никогда не слышала, чтобы там случались обвалы, но старый Таши говорил, что очень давно один все-таки был.

Мы выбрали короткий путь. Проводниками были двое кхамба. Прямо за ними ехал Вернон Куэйл. Затем следовали я и Адам, а замыкали процессию еще десять кхамба. Когда солнце поднялось высоко, стало очень тепло. Кхамба сняли свои кожаные одежды, я и Адам тоже сняли куртки и привязали их к седлам. Я повязала вокруг шеи тонкий хлопчатобумажный шарф, чтобы воротник рубашки не намок от пота и не начал натирать мне шею. Вернон Куэйл не обратил ни малейшего внимания на перемену температуры и как ни в чем не бывало продолжал свой путь – гротескная, но в то же время пугающая фигура.

Мы увидели Великий монастырь за полчаса до полудня. Когда мы остановились, устремив взгляд через долину, дыхание у меня перехватило. То же самое случилось и с Адамом. Солнце было в зените, и шпили монастыря напоминали устремленные к небу алебарды из золота. На каждой террасе реяли ряды молитвенных флагов. Широкую пологую долину наполняло приглушенное расстоянием молитвенное пение. Монахи ожидали прихода трулку. Около семисот человек в красных робах и высоких красных шапках, вращая молитвенные колеса, выстроилось в два ряда лицом друг к другу на расстоянии не больше локтя между двумя монахами. Ряды эти тянулись через всю долину своеобразным коридором, ведущим к массивным красно-золотым дверям, которые были широко открыты.

Мы остановились на повороте дороги, в некотором отдалении от того места, где начинался красный коридор. Куэйл тихо сказал своим звучным голосом:

– Остальные не должны подходить ближе. Я все вам объяснил, мистер Гэскуин. Будьте любезны идти вперед вместе с Джейни, но прежде избавьтесь от всех своих металлических вещей.

Во рту у меня пересохло.

– Я не сниму свое обручальное кольцо. Ни за что, – сказала я.

– Золото мешать не будет. Но ваш серебряный медальон брать нельзя.

– Я его не ношу, – я пристально посмотрела на него и процедила сквозь зубы: – Его носит Элинор!

Его глаза сверкнули.

– Пожалуйста, ваше ружье и нож, мистер Гэскуин, – потребовал он.

Адам передал винтовку Куэйлу, затем, наклонившись, подвернул штанину и открепил нож. Через две минуты мы уже ехали шагом, колено к колену, по тропе туда, где выстроились в две линии монахи. Мы оба были с непокрытыми головами, оба – в рубашках цвета хаки, в твидовых брюках с кожаными вставками и крепких ботинках. Вступив в коридор из монахов, мы остановились, окинув взглядом две красные линии, расстояние между которыми зрительно сужалось ближе к входу в монастырь. И тотчас же тихое пение, наполнявшее воздух подобно отдаленному рокоту грома, резко оборвалось, и на долину навалилась невероятная тишина.

– Джейни, любимая, пора, – прошептал Адам.

Возвысив не слишком-то сильный голос, я запела семь мантр Галдонга, которые частенько пела себе под нос с товарищами по каравану из Намкхары, чтобы время на тяжелых участках пути катилось быстрее. Мы вместе двинулись между рядами монахов к Великому монастырю Чома-Ла.

Головы нам припекало солнце, в долине не было ни малейшего дуновения ветерка. Ни один звук, ни малейших шорох не нарушали тишины, кроме медленной поступи Нимрода и Пастора. Даже насекомые как будто уснули. На какое-то время мне стало казаться, что я тоже сплю, что красные ряды по мере того, как мы едем, делаются все длиннее и длиннее. И пусть мы будем ехать целую вечность, у цели так никогда и не окажемся.

Из ступора я вышла, почувствовав, что голос у меня охрип, и испугавшись, что он вот-вот сорвется. Оказалось, мы прошли нижнюю часть равнины и поднимаемся по пологому склону. Монастырь, громада которого возвышалась перед нами, был больше, чем я сначала думала. Бросив взгляд на Адама, я обнаружила, что он смотрит прямо перед собой, лицо его походило на маску.

Мы приблизились к красно-золотым воротам, а когда вошли в них, то увидели, что человеческий коридор тянется через весь двор к семи ступеням, ведущим к окованным железом открытым дверям. Но эти люди не были монахами. Я догадалась, что перед нами низшие из живущих при монастыре – кузнецы, уборщики помещений, мясники, которые смирились с тем, что в данном рождении им не удастся продвинуться в духовном плане особенно высоко. Все они были в черном, у каждого в руке – обнаженный кинжал. Если бы монахи решили, что мы – фальшивые трулку, то здесь бы нас ждала смерть.

Мы приблизились к ступеням, когда я закончила последний круг мантр. Когда мы спешились, два одетых в белое послушника подошли, чтобы взять наших лошадей. На ступенях лежал ковер цвета тусклого золота, исчезавший в полумраке освещенного лампами зала. Вернон Куэйл обо всем этом нам рассказывал. Как он мог знать подобные вещи, мне было неведомо. Возможно, прибег к своему странному искусству, чтобы заставить Элинор «увидеть» все, что сейчас происходит.

Плечом к плечу мы поднялись по ступеням. В величественном зале мерцала сотня ламп, воздух был наполнен тяжелыми ароматами благовоний. Отовсюду из ниш на нас смотрели боги и демоны. Мы прошли по золотистому ковру под арку и дальше через весь зал, вдоль стен которого были установлены раскрашенные изображения семнадцати верховных лам, последовательно возглавлявших Чома-Ла со дня его основания. Они помещались между колоннами, задрапированными в молитвенные флаги.

В конце зала ковер кончился, началась лестница, которая шла то вверх, то сворачивала в сторону. Я начала считать, потому что поняла – это семижды семь по семь ступеней, которые должны привести нас в Храм Молитвы под самым верхним шпилем.

Адам взял меня за руку. Мы поднимались медленно, почти лениво, и снова мне показалось, что я нахожусь во сне. Никто из нас не произнес ни слова, никто не выказал желания остановиться и передохнуть. Минута шла за минутой, а мы все поднимались и поворачивали, поднимались и поворачивали. Про себя я считала: "Триста тридцать четвертая… тридцать пятая… тридцать шестая…"

До нас донесся звук молитвенного пения. Еще семь ступеней, и вот мы у арки, ведущей непосредственно в Храм Молитвы. Храм был небольшим, квадратным, не более дюжины шагов в длину и ширину. Мы стояли за спинами семи лам, которые на коленях склонились перед Буддой. По их одеждам я поняла, что в середине – верховный лама Чома-Ла, а остальные – монахи, следующие в иерархии непосредственно за ним. Каждый из них находился в чем-то вроде углубления в широкой каменной ступени перед помостом, на котором восседал золотой Будда. Статуя была в человеческий рост, правая рука поднесена к самому телу – туда, где сердце. Она была сложена в горсть пальцами вверх.